И вдруг ветер резко стих. Над парком еще висели мрачные грозовые тучи, но бледный луч солнца прорвался сквозь них и осветил акации на берегу пруда. Мимо Бренголо проскользнула ондатра. Решив, что опасность миновала, он встал и отряхнулся, но тут ливень и ураган обрушились на сад с новой силой, и рядом с Бренголо, чуть не задев его, на землю с треском упала толстая ветка.
— Да это просто какая-то казнь египетская! — воскликнул он и поднял голову к небесам. — Эй, вы там, наверху! Вы ошиблись, я не фараон!
Он опустился на землю, голова у него кружилась. Пережитые невзгоды оставили его, отпустив в мир видений. Не чувствуя тела, он воспарил над землей…
Через некоторое время Бренголо очнулся. Все тело у него затекло. Он шевельнулся, чихнул, перекатился на спину и увидел над собой безмятежно синее, без единого облачка небо. Неужели ураган ему привиделся? Нет, он еще не сошел с ума — это подтверждала лежавшая неподалеку береза, вырванная из земли с корнями. Но это было не самое худшее. Бренголо наткнулся на что-то носком башмака, посмотрел, что это, и застыл от ужаса: собачья голова статуи уставилась на него пустыми глазницами. И хотя она лежала отдельно от изуродованного тела, Бренголо стало не по себе: ему показалось, что поверженное чудовище вот-вот оживет. Он затаил дыхание и попятился. Подойдя к пруду ближе, Бренголо с изумлением увидел, что уровень воды в нем понизился на две трети, и было видно, как на дне бьется уцелевшая рыба.
— Вот это да! — обрадовался Бренголо, тут же позабыв все свои страхи. — Эх, жаль, нет с собой сачка! Придется обойтись терпением, хитростью и смекалкой!
Он огляделся: поблизости был чудом уцелевший куст дикой смородины. Бродяга отломал раздвоенную ветку, снял рубаху. Оставшись в одних штанах, начал безудержно чихать. Бренголо привязал рубаху к ветке, соорудив из нее что-то вроде верши, и вошел в воду, осторожно обходя обломки статуи, а потом опустился на четвереньки прямо в грязь, сея панику среди рыб.
— Это ж надо — достаточно нагнуться, и вот он, чудесный улов! Жаль, шарахнуло по голове, реакция не та. Ох, какая там, подальше, с золотистой чешуей… Да это карп!
Он гонялся за добычей добрую четверть часа, карп сопротивлялся гораздо серьезнее, чем можно было ожидать. Это была славная схватка. Когда Бренголо прижал к груди рубаху с рыбиной, он закоченел так, что пальцы у него не разгибались, а кожа посинела.
— Придется довольствоваться этим, не то заработаю пневмонию. Красавчик! Жирный, как щука. Что ж, за остальными можно вернуться позже, если, конечно, они не подохнут в этой маленькой лужице…
Одеваясь, он с опаской поглядывал на обломки статуи, готовый удрать, если та возобновит попытки пошевелиться.
— Вот проверну сделку с рыбой, приду и раздроблю тебя на мелкие кусочки!
Юбка, пальто, чулки и туфли Мишлен Баллю так запачкались, будто она побывала в трясине. План кузена сводить ее в парижские катакомбы удался. А поход в Оперу было решено перенести на четверг. Мишлен не сомневалась, что не скоро забудет груды черепов вдоль стен парижских катакомб. Гордясь тем, что ему выдали в префектуре пропуск, Альфонс провел ее сквозь толпу туристов, предвкушавших жуткое зрелище подземного некрополя. Ей не слишком улыбалась перспектива бродить по лабиринту, но разве могла она отказать любимому кузену? И она утешила себя мыслью, что это гораздо лучше, чем если бы они, как планировали раньше, отправились в Оперу: в тот самый день, 20 мая, огромная люстра не удержалась на крюке, сорвалась и упала в зал, прикончив на месте одну из зрительниц.
Подходя к дому на улице Сен-Пер, Мишлен заметила какую-то женщину, украдкой проскользнувшую в дверь, хотя в столь поздний час книжная лавка была уже закрыта.
— Ну да, конечно! Я давно это подозревала. С тех пор как мсье Мори живет один, он вряд ли избегает женского общества! Неужели они думали, что я ничего не замечу? Не выходят из комнаты, опасаясь, что я их выдам… Да если б я захотела, давно бы оповестила об этом весь город, но я не скажу ни слова, ведь мать мадам Таша несомненно лучше, чем прежние подружки мсье Мори.
Кэндзи встречал Джину Херсон на пороге. Он обнял ее и поцеловал в губы, а его пальцы уже расстегивали ее корсаж.