Они добежали до того места, где коридор расширялся, и остановились. Крики все усиливались и приближались к ним, и через несколько мгновений они увидели и сам источник этих нечеловеческих завываний: начальника тюрьмы Хасана!
Тучный араб выскочил из коридора, нелепо подпрыгивая на каждом шагу. Глаза его были вытаращены, и он буквально рвал у себя на голове волосы, разбрасывая их клоки по полу.
– Хватай его! – велел О'Коннелл Джонатану, и оба мужчины зажали Хасана между собой, пытаясь удержать его за руки.
Но начальник тюрьмы, вконец обезумевший от боли, быстро избавился от горе-помощников, раскидав их в стороны и продолжая орать, как целая орда диких туарегов. Он пробежал через широкую часть коридора и со всего разгона ударился лбом о каменную стену, будто машина, потерявшая управление и врезавшаяся в фонарный столб.
Хасан замер на месте и стоял так еще пару секунд, словно давая возможность Эвелин ощутить весь ужас его положения, и только после этого грузно шлепнулся на спину. Распростершись на полу, он уставился широко раскрытыми, но уже ничего не видящими глазами в каменный потолок.
– Боже мой! – только и смог вымолвить О'Коннелл.
Эвелин в страхе прикрыла рот рукой.
– Что это на него нашло? – пожал плечами Джонатан.
О'Коннелл подошел к Хасану и, встав возле него на колени, сначала пощупал пульс, затем закрыл глаза бывшему начальнику тюрьмы и медленно поднялся на ноги.
– У Города Мертвых появился еще один житель, – мрачно доложил он.
Эвелин отвернулась и заплакала. О'Коннелл и Джонатан тревожно переглянулись.
Наверное, поэтому они и не заметили, как из уха Хасана выполз покрытый кровью жук и тут же скрылся где-то в темноте лабиринта.
Глава 11 «Ночные посетители»
Сапфировый саван ночи, усеянный звездами, опустился на Город Мертвых. Луна осветила остатки колонн и стен Хамунаптры, придавая им бледный оттенок цвета слоновой кости. Оба лагеря разместились на территории, огражденной полуразрушенными стенами города. Причем располагались они на максимальном удалении друг от друга. По сравнению с лагерем американцев, их многочисленными палатками, вьючными животными и огромным ревущим костром, четыре крохотные палатки экспедиции Эвелин капались жалкой деревушкой рядом с густонаселенным городом. Их маленький костерок поддерживался лишь предусмотрительно захваченными О'Коннеллом в оазисе пальмовыми ветками и охапкой сухой полыни.
Когда Рик похоронил Хасана и вернулся к своим, он застал брата и сестру сидящими возле огня и тесно прижавшимися друг к другу.
Эвелин подняла глаза и посмотрела на О'Коннелла, который бросил кирку рядом с рюкзаком, и спросила:
– Как вы считаете, что послужило причиной смерти этого несчастного?
– Может быть, он съел что-то не то, – сухо отозвался Джонатан.
Они прекрасно знали о том, что начальник тюрьмы имел привычку поедать самую отвратительную на вид пищу, а потому мог и отравиться.
– Или что-то съело его, – высказал свое предположение О'Коннелл, устраиваясь рядом с девушкой. Это замечание заставило Эвелин и Джонатана с любопытством посмотреть в сторону Рика. – У него на ноге я заметил следы укуса какого-то мелкого животного.
– Может быть, это змея? – насторожился Джонатан.
– Я не уверен. Укус был небольшой, но очень серьезный. Рана оказалась настолько глубокой, что мой палец, не нащупал ее конца.
Эвелин содрогнулась, крепко обхватывая себя руками:
– Я видела, как вы разговаривали с американцами. Вам удалось заключить с ними перемирие?
– Нет, до этого я не дошел, отрицательно мотнул головой О'Коннелл. Но они немного поутихли... У них сегодня тоже случилась трагедия.
И О'Коннелл рассказал друзьям о том, как погибли трое рабочих, когда случайно наткнулись на ловушку, устроенную еще в древности. В ней с тех давних пор хранилась под большим давленном концентрированная соляная кислота.
Эвелин широко раскрыла глаза:
– Может быть, нам еще повезло сегодня в том, что нас так неожиданно прервали. Завтра, когда отправимся открывать тот саркофаг, нужно будет принять все меры предосторожности.
Джонатан, отхлебнув сладкого мятного чая из оловянной кружки, тревожно огляделся по сторонам и со всей серьезностью, столь нехарактерной для него, заявил:
– Наверное, над этим местом и вправду нависло какое-то проклятье.
Как будто в ответ на его слова резкий порыв ветра прошелся по лагерю, пробуждая в развалинах города завывающие звуки. От холодного воздуха чуть не потух их маленький костерок, а широкий бедуинский наряд Эвелин раздулся наподобие паруса.
О'Коннелл нервно сглотнул, и когда костер разгорелся снова, он обменялся настороженными взглядами с Джонатаном.
Это не ускользнуло от внимания Эвелин, и девушка весело рассмеялась:
– Эх вы! Я же говорю, что вы оба – самые настоящие дети!
О'Коннелл прислонился спиной к камням, сложив руки на груди:
– Значит, вы не верите в проклятья?
– Нет, – замотала головой Эвелин.– Это чушь. – И она пренебрежительно поморщилась.
Ну как ты можешь такое говорить? – возмутился Джонатан. – Все, и Карнахэны в особенности, знают, что с такими вещами шутить опасно.
Эвелин махнула на него рукой и вновь рассмеялась:
– Успокойся, Джонатан. Но обращайте на него внимания, О'Коннелл.
Лицо ее брата внезапно помрачнело, и он заговорил снова:
– А ты попроси ее рассказать тебе про наших родителей, О'Коннелл. Посмотрим, что она на это ответит.
– Наверное, это очень интересно? – Внезапно Рик почувствовал себя некомфортно. Точно такие же ощущения он испытал и чуть раньше, когда по лагерю так внезапно прогулялся порыв ночного ветра.
Но Эвелин ничуть не смутилась и отчетливо произнесла:
– Я верю только в то, что можно увидеть и потрогать. Вот во что я верю.
– Моя сестра – атеистка, мистер О'Коннелл. Она наврала, потому что вообще ни во что не верит. Ты ее как-нибудь об этом тоже спроси... А ты сам во что веришь, старина? В свои «звезды и полоски» и... что там у вас еще в почете? Вишневый пирог?
– Яблочный, – поправил Рик, доставая из рюкзака штуцер и взводя его. Громкий металлический щелчок как-то по-особенному громко прозвучал в ночи. – Я старый бойскаут, Джонатан, а потому верю в то, что всегда нужно быть готовым к любым неожиданностям.
– Что касается меня, – заговорил Джонатан, – я приверженец церкви Самовознаграждения. – Он поднял с земли какую-то вещь. Это оказался холщовый мешок, который начальник тюрьмы Хасан носил на поясе, рядом с кошельком! Молодой англичанин спокойно расстегнул его и запустил внутрь руку.
– Эта штука принадлежала нашему Хасану, если не ошибаюсь? – поинтересовался О'Коннелл, уложив страшное оружие себе на колени.
– Совершенно верно, друг мой. Я не хотел, чтобы вместе с нашим приятелем была похоронена такая ценная вещь. Это могло бы спровоцировать кого-нибудь на ограбление могилы... ой!
Эвелин настороженно подалась вперед:
– Джонатан? Что с тобой?
– Проклятье! Я совсем забыл, что тут отколот кусочек!
С этими словами он извлек из мешка бутылку со спиртным и принялся жадно поглощать ее содержимое, стараясь едва касаться губами поврежденного горлышка. Время от времени он издавал утробные звуки от получаемого им наслаждения,
– «Глен Дулей», – наконец сообщил марку напитки англичанин, удовлетворенно вытирая рот рукой. – Двенадцать лет выдержки... Для человека, совершенно не имеющего понятия о личной гигиене, наш покойный друг имел потрясающий вкус в выпивке.
Джонатан случайно задел мешок так, что из него высыпался песок, единственное, что еще оставалось внутри.
О'Коннелл и Эвелин переглянулись и одновременно покачали головами. Они оба почувствовали себя неловко из-за такого пустяка.
Потом где-то на грани слуха раздался неясный звук, такой тихий, что его уловил только Рик. Он предостерегающе поднял вверх палец, призывая своих товарищей соблюдать тишину. Брат и сестра с интересом уставились на О'Коннелла, а тот встал на колени и приложил ухо к земле, прислушиваясь. Через мгновение нарастающий топот копыт и похожая на громовой ливень ружейная пальба сделали его уловки ненужными.