Лукаво улыбнувшись себе под нос, Эвелин зашагала к костру. Она устроилась между своим братом Джонатаном и О'Коннеллом, рядом с которым сидел его товарищ по Иностранному Легиону Бени. Оба бывших солдата жарили на палочках какие-то постные и костлявые куски мяса. Запах от жаркого исходил довольно странный, если не сказать своеобразный.
Джонатан потянул ноздрями воздух:
– Позволю себе поинтересоваться, что за отвратительную снедь вы готовите?
– Крысу, – недружелюбно буркнул Бени. – Лучшее мясо, которое может предложить эта проклятая пустыня.
– Могу поделиться, – тоном радушного хлебосола предложил Рик. – На вкус оно не хуже, чем на запах.
– Нет уж, спасибо, – Джонатана всего передернуло, – А я уж было подумал, учуяв запах, что это наш друг Хасан восстал из мертвых.
По другую сторону пылающего костра разместились американские авантюристы: Хендерсон, Бернс и Дэниэлс. Они о чем-то тихо разговаривали между собой, улыбались и вообще пребывали в превосходном расположении духа. Как и Чемберлен, каждый из них оказался обладателем богато украшенного драгоценными камнями сосуда. Американцы крутили их в руках, разглядывали и даже поглаживали, словно любимую кошку.
Хендерсон поднял свой сосуд и, хвастливо поворачивая его в ладони, продемонстрировал находку Эвелин и ее друзьям.
– Мисс Карнахэн, вы, говорят, большой специалист. Как выдумаете, сколько можно будет отхватить за такую красоту, если толкнуть ее коллекционерам?
– Мои знания касаются лишь научной стороны вопроса, – холодно и с достоинством ответила Эвелин. – Боюсь, коммерция – это больше по вашей части, мистер Хендерсон.
– Бени говорил, что вы, ребятки, нашли сегодня мумию, – подключился к разговору Бернс, блестя стеклами очков, в которых играло пламя. – Примите мои поздравления.
О'Коннелл бросил в сторону венгра раздраженный взгляд. Но тот и ухом не повел, видно, не считая выдачу конфиденциальной информации предательством, и полностью сосредоточился на своей крысе.
– Я слышал, что это замечательная свеженькая мумия, – продолжал Бернс.
– А почему бы вам ее немного не подвялить? – стоик Дэниэлс неожиданно проявил столь несвойственное ему чувство юмора. А то у нас туговато с топливом для костра.
И охотники за сокровищами рассмеялись, похлопывая друг друга по спинам, опьяненные выпавшей на их долю удачей.
Эвелин проигнорировала грубоватые насмешки конкурентов и повернулась к О'Коннеллу:
– После того как вы с Джонатаном поднялись наверх, я обнаружила еще кое-что.
– Надеюсь, тебе не пришло в голову в одиночку бродить по лабиринту? – нахмурился Рик.
– Нет, конечно! Я обнаружила это в гробу нашего «друга».
С этими словами она развязала принесенный мешочек и вытряхнула его содержимое на песок так, чтобы О'Коннелл и Джонатан смогли оценить ее находку: несколько панцирей каких-то жуков.
Джонатан, ненавидевший любых насекомых, отшатнулся:
– Слава Богу, что эти омерзительные жуткие твари давным-давно подохли. Не хотелось бы мне повстречать такого жука живьем.
– Я бы сказала, что они даже легендарны из-за своей «жути». Это скарабеи – пожиратели плоти. Они могут прожить много лет, довольствуясь плотью трупа... Кстати, мистер О'Коннелл... У вас не найдется лишнего крысо-кебаба для меня? Я просто умираю с голоду.
– Могу вам его быстро приготовить, – отозвался Рик, удивленно приподнимая брови.
Джонатан продолжал с отвращением смотреть на панцири жуков:
– Не хочешь ли ты сказать, сестренка, что эти отвратительные твари пожирали плоть нашего трупа?
– Да... и нет. Боюсь, что в случае нашего трупа дела обстояли несколько иначе. Я полагаю, когда они начали поедать его, он еще не был трупом.
Джонатан и О'Коннелл обменялись изумленными взглядами, но веря своим ушам.
Благодаря любезности Ричарда Эвелин уже приобрела персональный шашлык из крысы, который принялась методично прожаривать на огне. Увлеченная этим занятием, Эвелин продолжала просвещать членов своей маленькой экспедиции:
– Таким образом, наша теория о том, что при жизни этот человек был большим грешником, имеет право на существование. Видимо, мы были недалеки от истины.
– Значит, ты полагаешь, что он не только был похоронен заживо, – начал размышлять вслух О'Коннелл. – Тот, кто поступил с ним таким образом, еще додумался бросить в его гроб и горсточку пожирающих плоть жуков? Ну, чтобы они загрызли его до смерти?
Эвелин нахмурилась:
– Я бы сказала, что этих жуков там была не «горсточка», а гораздо больше.
– Но что такого мог натворить этот человек, чтобы удостоиться подобных «почестей»? – поинтересовался Джонатан.
О'Коннелл лишь усмехнулся:
– Может быть, он начал заигрывать с дочкой фараона.
– Это самое малое, что могло случиться, – подтвердила Эвелин, медленно поворачивая крысу на огне. – Но, судя потому, что я уже увидела, могу высказать одно смелое предположение. Видимо, нашей мумии пришлось пережить самое страшное из всех древнеегипетских проклятий: хом-дай.
И она пояснила, что такая процедура предназначалась лишь для самых порочных людей и злостных святотатцев.
– Но у меня все же остаются некоторые сомнения насчет моей теории, – добавила Эвелин. – Дело в том, что во всех книгах имеются указания на то, что в жизни этот обряд проклятия – хом-дай – никогда так и не был приведен в исполнение.
Джонатан горько усмехнулся:
– Что ж, значит, наша мумия оказалась первой.
– Ты хочешь сказать, что ученые считают, будто такое наказание в действительности ни к кому не применялось? Тогда зачем вообще понадобилось его придумывать?
Эвелин пожала плечами:
– Наверное, оно действовало как угроза, как средство устрашения и сдерживающий фактор. Люди знали, что если кто-то поведет себя уж слишком плохо, ему ой как не поздоровится! Однако в Древнем Египте никто так и не был наказан при помощи хом-дай. Во всяком случае так считает наука. Египтяне очень боялись применить это наказание.
– Но почему? – не переставал удивляться Джонатан. – Я считал, что бояться должен тот, кого наказывают, а вовсе не палач.
– Существуют указания на то, что если тот, кто подвергся пыткам хом-дай, когда-нибудь восстанет из мертвых, – начала Эвелин самым беспечным тоном, словно рассказывала о чем-то обыденном, – то со своим возвращением он принесет на Землю и десять казней египетских.
– Сколько-сколько казней ты сказала? – шутливо переспросил О'Коннелл, хотя взгляд его оставался серьезным и даже настороженным.
Бени, который, казалось, увлеченно обсасывал крысиные косточки и вовсе не прислушивался к разговору, вдруг вставил:
– Это как получилось у Моисея и фараона, да?
– Да, совершенно верно, кивнула Эвелин.
– Интересно, осталось ли у меня в голове хоть что-нибудь из того, чему меня учили в воскресной школе, – оживился Джонатан и начал припоминать, какими же казнями грозили фараону: – Значит, так: лягушки, мухи, саранча... Боже мой, кажется, это все.
– Град, – подсказал Бернс, сидевший по другую сторону костра. – И огонь.
– Солнце должно почернеть, припомнил Хендерсон.
– А вода – превратиться в кровь, – подхватил Дэннэлс.
– Выяснилось, что все это время американцы внимательно прислушивались к разговору конкурентов.
– А вот еще один кошмар, кстати, мой любимый. Это когда все тело покрывают болячки, ожоги и так далее. Представляете подобный ужас? Но все равно остается еще две напасти. Кто-нибудь мне поможет?
Все молчали. Кто-то нервно хохотнул, но Эвелин чувствовала, что в воздухе постепенно накапливается некое напряжение. Вот вам и храбрые охотники за сокровищами! Все же мужчины – это самые настоящие дети.
Она отвела палочку с крысой в сторону, подула на мясо и, попробовав его, радостно заявила:
– Совсем не так плохо, как я думала.
Эвелин вдоволь надышалась свежим вечерним воздухом и была готова отправиться спать (Теперь ее угнетала только бедуинская одежда, которая успела уже порядком измяться и запачкаться). Девушка приближалась к своей палатке, но, проходя мимо шатра профессора, заметила кое-что весьма интересное.