– Доверься своей любви ко мне, Анк-су-намун.
Пустые глазницы Имхотепа уставились в лицо женщины, извлекая из самых потаенных уголков памяти воспоминания и образы...
...Они стояли лицом к лицу в роскошных покоях дворца фараона Сети. Смуглая красавица – наложница фараона и он, прекрасный величественный верховный жрец. Гладко выбритый череп, медная кожа и могучие мускулы делали его по-настоящему неотразимым. Именно таким сейчас Мила видела перед собой Имхотепа. Они собирались скрепить свою любовь страстным поцелуем. Анк-су-намун (а именно ею сейчас чувствовала себя Мила) ощутила, как все сомнения покидают ее. Она порывисто обняла своего возлюбленного, прикрыла глаза и отдалась во власть его неистовых поцелуев...
Миле повезло, что, стоя на балюстраде музея, она пребывала в глубоком трансе – иначе ее ужаснул бы вид источающих зловоние и кишащих личинками губ верховного жреца. Она почувствовала бы, как к ней прижимается гниющая плоть, которая при прикосновении к ее цветущей коже разлагается еще сильнее – такова была цена поцелуя мумии.
И так должно было происходить всегда, пока Имхотеп не вернет себе власть над собственным телом.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НЕВЕСТА МУМИИ
Глава 10
Ад на колесах
Над плоскими крышами Каира царили высокие минареты и круглые купола мечетей. Город далеко раскинулся с юга на север. С востока его ограничивала каменистая пустыня, а с запада – плодородная долина Нила. За короткой зеленой полосой растительности мрачно возвышалось плато Гиза со знаменитыми пирамидами.
У нильских причалов теснились суда с хлопком, ожидая разгрузки. За высокими мачтами, напоминавшими мертвые деревья, виднелись формы железнодорожного моста. Но если уклад жизни и одежда жителей припортовой части города оставались такими же, как при фараонах, то вагоны и паровозы выглядели вполне современно. Публика, путешествующая по железной дороге, предпочитала европейские наряды, если не считать традиционных фесок.
Исключение составлял лишь один частный поезд. Как только он покинул каирский вокзал, в окнах его вагонов возникли вооруженные люди в краевых тюрбанах и развевающихся бурнусах. Всего их было около пятидесяти. Некоторые из них расположились на крышах вагонов и, словно мрачные химеры, несли сторожевую службу.
Алекс О’Коннелл, которому раньше всегда нравилось ездить на поездах, сейчас пересматривал свое мнение. С начала путешествия за ним вот уже несколько дней неусыпно следил не слишком вежливый и отнюдь не обходительный араб по имени Лок-нах. В данный момент мускулистый волн, крепко ухватив мальчика за руку, втаскивал его в роскошный салон-вагон с плюшевыми сиденьями. Здесь Алекс увидел смотрителя музея в красной феске, который что-то горячо обсуждал с красивой женщиной по имени Мила. Она была одета в облегающее черное платье, и ее наряд украшало огромное количество драгоценностей.
– Когда повелитель Имхотеп впервые встретил этих неверных О’Коннеллов, – говорил маленький смуглый человек в красной феске, – им удалось отправить его бессмертную душу прямо в преисподнюю. Именно по этой причине наш господин будет оставаться уязвимым даже тогда, когда полностью восстановит свои силы.
– И лишь возглавив армию Анубиса, – подхватила женщина, – он станет по-прежнему непобедимым.
– Совершенно верно, моя госпожа. – Хафис взял с сиденья этого богато декорированного настоящим деревом вагона большую черную книгу и самым будничным тоном произнес:
– Вы должны всегда держать вот это при себе.
– Ух ты! – восхитился Алекс и машинально указал на книгу пальцем. При этом рукав его курточки задрался, и на запястье ярко засверкал золотой браслет Анубиса. – Это же знаменитая «Книга Мертвых»!
Лок-нах тут же сердито шлепнул мальчика по руке. Мила и Хафис повернулись к вошедшим, только что осознав, что находятся в вагоне не одни.
– Лок-нах! – недовольным голосом обратилась она к своему слуге. – Будь аккуратней, пожалуйста. Отпусти его руку.
Мила бросила на мальчика взгляд, который ошибочно можно было принять за благодушный, и плавной кошачьей походкой направилась к Алексу. Хотя эта женщина отличалась приятной внешностью и мило улыбалась, Алекс почему-то до сих пор побаивался ее. Правда, про себя он принял решение ни за что, ни при каких обстоятельствах не показывать свой страх.