– Похоже, ты решил немного изменить свою внешность, если не ошибаюсь?
– Ты опоздал, О’Коннелл! – Глаза смотрителя бешено вращались в орбитах. – Я уже освободил армию Анубиса! И повелитель Имхотеп очень скоро начнет командовать ею!
– Ему придется отдавать свои приказы из ада, – хмыкнул О’Коннелл. – Потому что именно туда я и отправлю его, как только он попадет мне в руки.
Рик оглядел коллекцию оружия в многочисленных конечностях гигантского скорпиона, из пасти которого Хафис никак не мог выдернуть руку. Его потрясла столь впечатляющая коллекция орудий уничтожения. Рик остановил свой выбор на обоюдоострой секире. Хафис тем временем старался освободить зажатую руку. О'Коннелл, кровожадно оскалившись, занес над ним секиру:
– Может быть, тебе помочь?
И вдруг араба словно притиснуло к золотой стене. Со стороны могло показаться, что кто-то по ту сторону барельефа, схватил Хафиса за кисть и тянет его на себя.
– Что-то схватило меня с той стороны! – пробормотал перепуганный Хафис. – Какие-то маленькие цепкие лапки!
– А ты помнишь наших крохотных проворных приятелей из джунглей? – усмехнулся О’Коннелл, явно получая удовольствие от созерцания его мук. – Тебе не приходило в голову, что эта пирамида является их храмом, и именно сюда они бегают, чтобы поклоняться своему богу? И они не потерпят тут никаких пришельцев!
– О’Коннелл, помоги мне! – Хафис пытался высвободиться из капкана, но все его старания были напрасны. Глаза смотрителя округлились от ужаса.
В следующую секунду несчастный начал кричать. Этот душераздирающий вопль был настолько страшен, что даже поглощенный собственным горем О’Коннелл невольно пожалел бывшего смотрителя.
Уже знакомое шипение, доносившееся из-за стены, перекрывали другие адские звуки: чьи-то острые зубы, похрустывая костью и чавкая плотью, перемалывали руку живого человека, словно ребенок – куриную ножку.
Эта сцена вызвала у О’Коннелла отвращение и ужас. Даже негодяй не заслуживал подобной участи. Рик отпрянул назад как раз в тот момент, когда Хафису удалось, наконец, высвободить руку – вернее, то, что от нее осталось. Из клочьев рукава торчала окровавленная культя. Крича и завывая от боли, шатаясь, будто пьяный, смотритель побрел в сторону тоннеля и исчез в темноте.
О’Коннелл не смог бы помочь Хафису, даже если бы захотел. В самом скором будущем смотритель должен был погибнуть от потери крови.
Рик, размахивая секирой, бросился из комнаты на поиски Имхотепа и его зловещей любовницы, пытаясь догадаться, что же выпустил на волю этот глупец Хафис.
В это время в другой части таинственной пирамиды вниз по лестнице из песчаника величественным шагом спускался тот, кого искал Рик, – сам повелитель Имхотеп. Рядом с ним, держа под мышкой «Книгу Мертвых», горделиво шествовала Анк-су-намун (ибо Мила была сейчас мертва, как и Эвелин О’Коннелл). Эта царственная пара готовилась вступить во владение новым миром, который им предстояло создать.
Правда, бывшая мумия не заметила (а если бы и заметила, то вряд ли обратила бы внимание на такую мелочь) тонкую полоску из золота у последней ступеньки на известняковом полу пирамиды. Имхотеп шагнул прямо на золотую черту, рядом с которой находилось изображение бога Анубиса с головой шакала.
Внезапно мускулистое бронзовое тело Имхотепа оплели потрескивающие электричеством голубые разряды. Казалось, он весь был опутан сетью светящихся молний. Сотрясаемый конвульсиями, Имхотеп, словно беспомощный пленник, стоял в сгустке беснующейся энергия.
Анк-су-намун избежала подобной участи, отпрыгнув в сторону. Теперь она в ужасе наблюдала за завывающим от ярости Имхотепом, попавшимся в призрачную ловушку.
Так же внезапно, будто кто-то выключил рубильник, поток энергии иссяк. Освобожденный Имхотеп сделал несколько неверных шагов и без сил оперся о каменный пьедестал.
– Мой повелитель! – в испуге закричали Анк-су-намун, подбегая к Имхотепу.
Он в изнеможении согнулся пополам и, тяжело дыша, сказал:
– Я чувствую себя так, как будто сейчас из меня буквально высосали все силы.
– О нет, повелитель, любовь моя... это невозможно...
Имхотеп, стараясь не потерять чувства собственного достоинства и не упасть, медленно выпрямился. Он взглянул на вазу, стоявшую неподалеку на таком же пьедестале, и величественно воздел вверх руки.
Но ваза не поднялись в воздух, несмотря на все старания Имхотепа. Она даже не сдвинулась с места, лишь чуть заметно задрожала.