Тайгер сжал его руку:
— Знаю. Я тоже.
Второй мужчина зарычал:
— Это мог быть любой из нас, но не повезло Муну. Нам бы схватить того мудака, который в него стрелял. — Он зыркнул на Джой. — Человека.
Тайгер вклинился между ними:
— Враг — не она. Сейчас мы все устали и злимся. Прибереги ярость на тот случай, когда она действительно понадобится. Доктор работала с Муном после освобождения из «Мерсил», и он её уважал. Веди себя так же.
— Ладно, — вздохнул самец. — Он здорово меня укусил. — Он поднял руку, повернул её. Из ужасной раны текла кровь.
— Давай осмотрим это. — Тайгер повернулся и глянул на Джой. — Мы будем тут, дальше по коридору, у врача, обработаем их раны. От Муна держись подальше. Я вызову одну из наших женщин, она проводит тебя до человеческого жилья и поможет заселиться. Ты вроде говорила, что пробудешь здесь какое-то время?
Джой не говорила такого, но кивнула. Ни за что она не оставит Муна, когда он в ней нуждается.
— Хорошо. Я останусь настолько, насколько понадобится.
Ей надо будет найти время и позвонить на работу в ближайшие пару дней, сказать, что случилось кое-что непредвиденное. Коллегам придётся взять на себя её пациентов, но это в госпитале обычное дело. Дополнительный персонал у них есть. В худшем случае всё закончится увольнением, но Джой готова была рискнуть.
Мужчины покинули комнату. Джой смотрела на большое тело, распростёртое на кровати. Они не только сковали руки и ноги Муна, но и обмотали его тело верёвкой, которая проходила по груди и бёдрам, лишая возможности как-либо двигаться. Без специального инструмента ему никак не вырваться.
Она медленно подошла и остановилась рядом, глядя на лицо, которое, как была уверена, никогда больше не увидит. Он немного загорел и поправился, волосы отросли на добрый фут. Когда они встретились, он был стройнее, ещё не оправившись после полуголодного существования у своих тюремщиков. Джой с нежностью всматривалась в каждую черту. Он выглядел таким умиротворённым.
Дрожащими пальцами она провела по его щеке. Взглянула на дверь и видимую часть коридора и понадеялась, что в пределах слышимости не было Видов.
Все их чувства были усилены, но Джой полагала, что шёпотом говорить безопасно. Она отметила жар кожи под своими пальцами. Джой нравилось имя, которое 466 выбрал. Мун. Она раз десять повторила его про себя.
— Привет, Мун. Я мечтала встретиться с тобой, но не хотела, чтобы это случилось вот так, по такой причине. Я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь тебе. В этот раз не оставлю тебя. Ты представить себе не можешь, как я сожалею, что отказалась от тебя. — Она осторожно отвела шелковистую прядь его волос. — Пожалуйста, прости, но я всё потеряла бы и не могла рисковать — тогда ты был таким уязвимым. Нам всё равно ни за что не позволили бы всё это.
Она выпустила его волосы и отступила, не желая, чтобы кто-нибудь застукал, как она опять прикасается к нему. Джой обхватила себя руками, понимая, в каком беспорядке её эмоции, и что самым разумным поступком было бы уйти.
Если откроется, что у неё развилась сильная эмоциональная и сексуальная привязанность к пациенту, карьере придёт конец, но её это уже не беспокоило. Она будет помогать ему, сделает всё, чтобы его разум восстановился, и тогда ей не придётся его оставлять.
Воспоминания о времени, проведённом с ним на четвёртом участке, оживали, пока она с тоской смотрела на Муна. Радостное возбуждение заставляло дни тянуться, пока не наступал вечер, и 466 не приводили в её кабинет.
Ей не хватало его хриплого голоса. 466 открывался медленно, рассказывал о насилии, пережитом в «Мерсил». Её сердце рвалось в клочья от ужасающих деталей, но ему это было необходимо, так как являлось частью исцеления.
Ей удалось скрыть свою ярость, когда узнала, что его избивали, просто чтобы протестировать какой-то чудо-препарат, улучшающий способность организма к восстановлению
Те сукины дети набрасывались на него все вместе, пока он был закован, иногда ломали кости, повреждали кожу, только чтобы посмотреть, как долго будет исцеляться его тело. Джой молча слушала и хотела вернуться назад во времени, чтобы избавить его от страданий.
Джой была ярым противником насилия, но насчёт тех мужчин и женщин, которые пытали его, у неё имелись весьма ужасающие планы расправы.
Несколько раз, подняв рубашку, он показывал ей шрамы на животе и спине. Желание поцеловать их, попытаться утолить его эмоциональную боль, было почти непреодолимым.
Её влекло к Муну, и видеть его обнажённую кожу без мыслей, далёких от этики, она не могла. С каждым сеансом становилось всё труднее сдерживаться и не притронуться к нему. Из-за увлечённости его мускулистым телом чувство вины мучило её много раз.