— Раньше, по наивности, думала.
— Видите, вы меняетесь, хотя десяти лет ещё не прошло. Но имейте в виду: голые мужики во сне говорят психиатру о многом.
— О чём именно?
— Понятия не имею. Я же не психиатр, так что мне они не говорят ни о чём. Я им, кстати, тоже. Но определённые догадки, конечно, присутствуют. Если судить по аналогии, то мне голые бабы снятся, когда не хватает секса. Заметьте, я вам ничего не предлагаю. Боюсь отказа.
— А вы попробуйте.
— Бесполезно. Я столько раз вас просил при мне надевать брюки, и что я вижу сейчас? Все мои просьбы и предложения отвергаются вами с порога.
Болтали мы долго, выпив при этом по три чашки кофе, правда, маленьких, а Мелентий всё не торопился с докладом. Мэрский заметно волновался, но сам звонить адвокату не хотел. Видно, боялся уронить свой драгоценный авторитет.
— Чего вы нервничаете? — поинтересовалась я. — Можно подумать, от ответа Мелентия что-то зависит.
— Конечно, зависит! Если деньги прошли через руки балбеса, его допросят, и он скажет, кому их отдал. Пусть только попробует не сказать! И дальше, по цепочке, доберёмся до мерзавца, который подбросил их в тайник.
— Я вам сразу скажу, куда он дел эти три тысячи. Сдал их на базаре одному валютчику-кавказцу. Легче стало?
— Совсем забыл про Ахмеда! Действительно, бабки и у него побывали. Не думаю, что сыщики рискнут ещё раз к нему подкатиться.
— А я — рискну! — похвасталась я. — Дайте сюда телефон.
Номера Ахмеда я не знала, но раз он где-то неподалёку от моей мамы, позвонила ей.
— Что случилось, господин Мэр? — поинтересовалась она.
— Мама, это я, а не Мэрский.
— Да? А почему его телефон высветился?
— Мой разрядился, звоню с чужого.
— Леночка, ты меня разбудила, — пожаловалась она, и в динамике послышался её зевок. — Но ничего. Я рада, что ты там не спишь. В твоём возрасте ночи — не для сна. Видать, Мэрский внял моему совету, и тебя, скажем так, потрогал.
— Мама, не было ничего подобного!
— Что, даже ни разу не поцеловал? Не верю! Думаю, поцеловал раза три.
— Я тебя очень прошу! Моя личная жизнь тебя не касается!
— Хорошо, хорошо, я же не против. Только ты там предохраняйся. А то залетишь, и тогда всё это меня коснётся ещё как.
— Как скажешь, мамочка. А сейчас я хочу поговорить с дядей Ахмедом.
— Разве он тебе дядя?
— Понятия не имею. Но он так представился. Хочет человек быть дядей — не собираюсь ему мешать.
Тут же из телефона зазвучал голос Ахмеда.
— Здравствуйте ещё раз, Лена. Вам нужна моя помощь?
— Здравствуйте, дядя Ахмед. Я так поняла, у вас очень хорошая память.
— Есть такой грех. В общем, не жалуюсь.
— Нужно чтобы вы вспомнили одну вашу валютную операцию. У меня раньше был один, скажем так, друг. Сожитель…
— Ваша мама рассказывала. Андрей, правильно?
— Да, именно он.
— Можно нескромный вопрос?
— Спрашивайте. Если не очень нескромный.
— Вы знали, что он — внебрачный сын губернатора?
Мэрский поперхнулся кофе и закашлялся.
— Нет, не знала, — честно ответила я.
— Вот, не могу понять! На базаре все знают, а вы с Пышкой три года с ним прожили под одной крышей, и не в курсе. Как такое может быть?
— Сама удивляюсь.
— Лена, вы хотели что-то о нём спросить?
— Да. Скажите, дядя Ахмед, вы помните последний раз, когда Андрей сдавал вам валюту?
— Помню. Это было утром, в прошлую субботу. Даже сумму помню — три тысячи сто.
— Не ровно три тысячи?
— Я пересчитал. Всегда пересчитываю, на всякий случай.
— А не помните, что с этими деньгами дальше было?
— Большей частью помню. Только этот оболтус отошёл, подлетает ко мне один бандюк и хочет купить три тысячи. Я ему дал из этих денег, других у меня не было. Осталась сотенка, но тут уж ничем не могу помочь. Кому-то я её продал, но вот кому…
— Бандита того знаете?
— Нет. Он — из людей Кареты, но как его зовут — без понятия.
Что-то тут не сходилось. Каретникову нужны были именно те купюры, которые Ахмеду принёс Андрей. Значит, его люди точно знали, что других долларов у валютчика нет. Не будь этой уверенности, они бы нашли способ отобрать деньги у самого Андрея.
— Дядя Ахмед, у вас ведь больше долларов не было? Я имею в виду, кроме тех, что принёс Андрей.
— Были, — возразил он, и сердце у меня упало. — Три десятки, две двадцатки, полтинник, пятёрка и три по доллару. Спрос на эти номиналы невелик, но на всякий случай при себе всегда имею.
— А сотенки? Почему вы пришли на базар без сотенок?