Рахманов решил, что он должен вступить в диспут:
— Да про какую Америку вы говорите, господа? Мы — россияне, мы из Московского метро. Услышали вашу передачу...
Прервал главный из балахонщиков:
— Хватит, мы допросим в подробностях каждого из вас и сравним ваши рассказы, обыщем ваши вещи. Будьте уверены — мы узнаем, кто вы есть.
Радиста допрашивала женщина. Возможно даже девушка — голос был хоть и хриплый, но явно молодой. Допрос шёл в тёмном «сооружении» из составленных друг к другу листов фанеры, подпёртых по бокам кирпичами и досками. В течении всего допроса ему в спину дышал конвоир, держа в руках всё то же странное оружие. Лица женщины рассмотреть не удавалось. Капюшон балахона был надвинут на глаза, и из-за недостатка света на месте лица видна только чёрная тень. Женщина явно чем-то болела. Она громко и хрипло кашляла, иногда замирала, как будто от сильного спазма. Вообще, многие жители этой непонятной станции производили впечатление больных и немощных: ходили медленно и ссутулившись, часто стонали и тяжело вздыхали.
Женщина начала без вступлений и довольно недружелюбно:
— Кто ты такой и откуда будешь?
— Я — Игорь Кудрявцев. Из Москвы.
— С Московской линии что ли?
— Нет, из Московского метро. Государство — Полис.
Последовала долгое молчание, нарушаемое лишь неприятным сопением конвоира сзади.
— А я и не знала, что московское метро соединяется с минским, — с насмешкой произнесла женщина.
— Оно не соединяется. Мы сюда на вертолёте прилетели, по воздуху.
Последовала ещё более долгая пауза.
Допрос шёл долго. Хотя обе стороны общались на русском языке, казалось, что они с разных планет. Радист несколько раз разъяснял местной обстоятельства приёма радиопередачи (что такое радио, она представляла смутно). Он терпеливо повторял ей, что они прилетели, чтобы наладить связь, а по возможности, и постоянный контакт с их метро. Рассказал про вертолёт, вышку мобильной связи, их путь сюда и столкновение с дикарями в дебрях бело-жёлтого растения.
Местные вели тщательный перекрёстный допрос. Женщина выходила, оставляя его наедине со стражником, с кем-то совещалась. До Радиста долетали фразы: «Всё что говорит каждый из них сходится до мелочей... но легенду можно выдумать... ты видел их оружие... во всём Муосе столько боеприпасов ни у кого не осталось, даже в бункерах Центра... А пайку их видел... тушёнку, в Муосе такой нигде не делают... да и откормленные смотри какие... Не уж то и вправду с Москвы... Здорово б, если б это оказалось правдой... Но кто мог им послать сигнал?.. Короче нужно в нижний лагерь их, там пусть Талашу докладывают и сами разбираются, не нам эти загадки разгадывать».
Через некоторое время Радисту показалось, что женщина начинает ему верить, во всяком случае, очень хочет ему верить, хотя и пытается это скрыть. Её выдавали вопросы, которые она задавала с плохо скрываемым любопытством: «Есть ли у вас радиация? Много ли у вас мутантов? Чем вы питаетесь?». Но на некоторые вопросы Радист просто не мог ответить, не понимая их смысла, чем вызывал ещё большее недоумение у ведшей допрос: «Есть ли у вас ленточники? Все ли станции у вас поделены на верхние и нижние лагеря?».
Почувствовав изменение отношения, Радист осмелился и спросил:
— А почему вы все здесь так одеты?..
Женщина молчала. Радист подумал было, что спросил что-то по местным меркам неприличное. Но вдруг женщина откинула капюшон балахона и Радист содрогнулся. Правая щека и весь лоб женщины были сплошной опухолью насыщенно-бордового, местами сиреневого цвета. Опухоль натянула рот, правая сторона которого растянулась в какой-то чудовищной улыбке. Глаз от опухоли заплыл, что делало лицо ещё более отвратительным. По нетронутым опухолью частям лица можно было предположить, что женщине было не больше двадцати пяти. Если не считать опухоль, лицо было худым и очень бледным. Это было так ужасно и неожиданно для Радиста, что он отшатнулся. Женщина поспешно натянула балахон, и снова закашлявшись, сказала:
— Уже теперь-то точно вижу, что ты не из Муоса. Привыкай, красавчик: здесь ты ещё и не то увидишь... Добро пожаловать в Муос...
Потом, помолчав, добавила:
— Ещё не так давно, до прихода в Верхний лагерь, я была самой красивой девушкой в моём поселении, женихи чуть не бились за меня. А теперь... Да, проклятая радиация, прости Господи. Ладно, хватит на сегодня...
От последних слов местной Радисту стало не по себе — одна мысль о том, что ему снова придётся общаться с этой уродиной бросала в дрожь. Но этого не случилось. Несколько часов они сидели по разным углам этого странного поселения под прицелами странного оружия. Местные о чём-то совещались между собой, кого-то ждали, куда-то ходили. Наконец их собрали всех вместе и объявили, что ведут в Нижний лагерь. Их подвели к лестнице, ведущей куда-то вниз и обрывающейся гермоворотами уже знакомой местной конструкции. Один из балахонщиков открыл лепестковый люк, и они поочерёдно прошли внутрь. Люк за ними сразу закрыли — никто из жителей Верхнего лагеря за ним не шёл.