Если атмосфера Верхнего лагеря была пропитана вонью полусгнившего мяса и угрюмости его жителей, одетых в балахоны, то в Нижнем лагере царил запах немытых людских тел, еды, плохо убираемых туалетов; гомон сотен голосов, крики, смех и плач детей. Весь лагерь был похож на муравейник, причём обитателями муравейника были дети, подростки и совсем уж молодые люди. Они были одеты в какие-то обноски, но ни одного балахона Радист не увидел. До Радиста дошло, что Нижним лагерем являлась собственно станция метро, Верхним — подземный вестибюль и переходы.
Их встречали парни и девушки. У некоторых были перекинуты за спину всё те же странные самострелы, такие же, какие они видели в Верхнем лагере. Встречающие были более приветливы — они поздоровались со всеми за руку и пригласили идти за собой.
На станции, или в лагере, как его здесь называли, буквально негде было ступить. Привычных для Московского метро палаток здесь было мало. Стояли какие-то коробки, неуклюжие каркасы, обитые досками, фанерой, картоном, тканью, соломой и ещё невесть чем. Видимо это и было жильём местных жителей. Кое-где у стен были набиты деревянные помосты, образующие второй этаж и на импровизированном втором этаже стояли, прижавшись друг к другу, такие же убогие лачуги. Аналогичные помосты возвышались над метрополитеновскими путями с обеих сторон платформы. Под сильно закопчённым потолком болталось несколько тусклых лампочек. В трёх местах, на свободных от лачуг площадках, горели костры, на кострах готовилась какая-то снедь.
Их провели в служебное помещение в торце платформы, в котором местное начальство, видимо, проводило собрания с жителями. Даже здесь у самых стен Радист увидел нары, прикрытые тряпьём, — в свободное от совещаний время это помещение тоже использовали для жилья. Садились прямо на эти нары и на табуретки, которые местные доставали прямо из под нар, небрежно вытирали рукавами от пыли и подавали приглашённым. И всё же всем сидящих мест не хватило.
Радист обратил внимание на девушку, которая руководила встречей. Радист придирчиво её осматривал, боясь увидеть признаки ужасной болезни, которой болела открывшаяся ему обитательница Верхнего лагеря. Но эта девушка выглядела вполне здоровой. Более того, она была красива и обаятельна: почти всё время говорила с едва заметной дипломатичной улыбкой и при этом старалась смотреть собеседнику в глаза. Убедившись, что все готовы её слушать, она заговорила быстро и складно, как будто целый день готовила и учила наизусть свою речь:
— Чтобы упростить наше дальнейшее общение с вами, сразу сообщу, каким объёмом информации, любезно предоставленной жителями Верхнего лагеря, мы уже владеем. Совет Верхнего лагеря сообщил нам, что Вы появились со стороны Партизанской. Вы называете себя жителями Московского метро, прилетевшими сюда на вертолёте на зов какой-то радиостанции. Совет Верхнего лагеря не нашёл никаких данных, которые бы опровергли Ваше сообщение. Во всяком случае, мы почти исключили вероятность того, что вы являетесь американцами, ленточниками, и тем более, лесниками или агрессивными диггерами. Других врагов в людском обличии мы до сих пор не знали, поэтому вас относить к врагам тоже будет не справедливо. Являетесь ли вы друзьями и теми, за кого себя выдаёте, перепроверить не просто. Поэтому мы допускаем, что сказанное вами является правдой, но вынуждены относиться к вам с определённой осторожностью. Мы постараемся оказать вам в разумных пределах содействие в осуществлении ваших целей. Но оружие, как вы сами, надо думать, понимаете, вернуть сейчас мы не можем. Это может быть сделано только тогда, когда вернётся наш Командир. Прежде, чем задать вам интересующие нас вопросы, мы готовы ответить на те вопросы, которые интересуют вас.
Радист едва улавливал смысл этих словесных изысков, которые местная выпалила нереально быстро, практически на одном дыхании. И он был готов биться об заклад, что его военизированные спутники, привыкшие слышать лишь короткие команды, не поняли и половины того, что она выдала. Даже Рахманов, считавший себя безусловным докой в словесных перипетиях, был несколько обескуражен словесным запасом выступавшей и спросил первое, что пришло в голову: