Первое время мальчишки в племени издевались и надсмехались надо мной, прятали одежду, заставляя меня голышом бегать между повозками в поисках комбинезона. Их, как и Акиву, очень веселило, что у меня отрезан «зебб». Лишь убедившись, что я не считаю это позором, они понемногу отстали.
Взрослые бедуины, напротив, иногда меня жалели, однако то была жалость человека к больному зверенышу, и она оскорбляла меня гораздо сильнее, чем насмешки детей. Странно, но как раз это и сблизило нас с Акивой.
Дочь шейха не была счастлива в племени. Самого охраняемого ребенка бедуинов постоянно опекали несколько старух и телохранителей, удаляться от повозок ей запрещалось, другие дети чувствовали себя скованно, когда Акива была рядом.
Ее старший брат, уже взрослый, обращал на Акиву не больше внимания, чем на меня. Женщина – у бедуинов – считалась человеком второго сорта, но очень ценным, поэтому их берегли, порою насильно. Из– за этого у девочки развился воинственный характер, и она часто поступала «назло» своим менторам, как бы стремясь доказать им, что не нуждается в опеке.
– Они хотят выдать меня за толстого Мелика из клана Койшэ, – сказала Акива как– то раз, во время очередного урока верховой езды. – Я скорее пойду за тебя, чем стану женой этого урода.
Я уже знал, что у бедуинов принято «выдавать» женщин в собственность мужчинам. Но слова Акивы меня поразили.
– Женой? – спросил я недоверчиво, морщась от боли в разбитом колене. – Ты же пока маленькая!
– Иногда выдают и младенцев, – мрачно ответила девочка. – Моя сестра уже замужем, хотя ей всего полторы натры.
Заметив мою растерянность, она фыркнула:
– Эй, муравей! Пока жена не вырастет, муж ее не видит.
– А– а... – протянул я.
Акива засмеялась.
– Лезь в седло! Продолжаем урок.
– Может, отдохнём немного? – взмолился я.
Девочка гневно уперла руки в бока:
– Быстро!
– Хорошо...
Так, сег за сегом, прошла дуга, и племя приблизилось к своей цели. Я тогда не знал, что значит слово «город», поэтому ожидал увидеть все что угодно. Но когда УВИДЕЛ...
Город – место, которое всегда неподвижно. Я знаю, в это трудно поверить, но я сам был в городе, и видел каменные стены, каменные дома, каменные дороги. Каменные! Закон всемирного тяготения к движению оказался ложью, как и вся моя прошлая жизнь.
Стены города слегка напоминали отрицательно– изогнутые борта катамаранов. Они были сложены из угловатых, необычно темных камней, и превосходили высотой нашу галеру, хотя до пентеры не дотягивали. Формой город напоминал квадрат, по углам которого высились толстые каменные мачты. Я тогда еще не знал слова «башня».
Позже Акива сказала, что город колодников называется «Агарта», и таких городов в мире несколько. Еще позже я узнал про секретный договор между колодниками и Легионом... Но все это было потом.
А сейчас настала пора рассказать, как случилось, что мы с Акивой полюбили друг друга. Это произошло на третий сег неподвижности, когда племя разбило лагерь у городских стен и бедуины отправились к колодникам, договариваться о цене за проход сквозь какой– то туннель.
В тот сег я проснулся от знакомого пинка. Акива была одета по– походному, в глазах ее горел озорной огонь. Быстро приложив ладонь к моему рту, она шепнула:
– Хочешь стать одним из нас? Надо пройти испытание.
Сглотнув, я кивнул. Девочка усмехнулась.
– Тихо одевайся. Пока старшие в городе, мы с парнями едем на край света.
– Куда?! – я чуть не поперхнулся.
Акива зловеще улыбнулась.
– Увидишь.
Комбинезон давно испачкался и кое– где порвался, но другой одежды не было. Когда я вылез из повозки, дочь шейха и несколько мальчишек уже оседлали ламаргов. За плечами Акивы висело мое гарпунное ружье.
– Будь осторожней с этой штукой, – предупредил я. Фыркнув, Акива мотнула головой, подождала, пока я заберусь в седло позади нее, и хлопнула скакуна по шее. Маленький отряд скрылся в высокой траве.
Ехать поперек ветра пришлось очень долго. Лагерь бедуинов и городские стены давно пропали вдали, постепенно трава стала еще выше и даже со спин ламаргов мы видели только зеленые стебли. Все хранили молчание. Я гадал, о каком испытании говорила Акива, когда внезапно ощутил...
Ощутил, что ветер утих.
Вам, в будущем, наверное не понять, какой ужас поднимается в душе, когда происходит нечто, чего не могло произойти. По лицам мальчишек я видел – им тоже не по себе, но бедуины всю жизнь росли со знанием, что это возможно. А меня словно триремой переехали.