— Разве он не дает ей денег?
— Скоро уже год, как он к нам не ходит.
— А я-то думал, он все еще ходит, — удивленно свистнув, заметил Томми.
— Нет. — Понизив голос, Дирк свирепо добавил: — В поселке скоро будут еще мулаты.
Он сидел сгорбившись, устремив свирепые черные глаза на Томми, готовый к прыжку. Но Томми, опустив голову, уставился в землю. [32]
— Не честно. Не честно, — повторял он.
— Ага, так и до тебя дошло это, белый мальчик? — Он произнес эти слова добродушно, и драться не было надобности. Они опять взялись за книги, и Томми объяснил Дирку несколько новых задач.
Как ни странно, но Томми и Дирк никогда не говорили о том, что станет делать Дирк в будущем, как сможет он применить свои знания в жизни. Заговаривать об этом они как-то не осмеливались. Тогда им было одиннадцать.
А когда им стало двенадцать и Томми вернулся домой, Дирк встретил его новостью:
— Ты слышал?
— Что?
Мальчики, как всегда, сидели на скамье. Теперь у шалаша была крепкая тростниковая крыша и надежные стены. Чтобы уберечь их от муравьев, они были промазаны глиной. Дирк выстроил шалаш заново.
— Да, говорят, тебя хотят куда-то отправить.
— Кто говорит?
— Все,— ответил Дирк, беспокойно шаркая под столом ногами. Сейчас, как и всегда в первые минуты встречи, пока Дирк не был уверен, что Томми к нему не изменился, он держался настороже.
Из-за этого «все» можно было вспылить, но Томми кивнул и, предчувствуя недоброе, мрачно спросил:
— Куда?
— Во флот.
— Откуда они узнали? — Слово «они» Томми едва выдохнул.
— Ваш повар слышал, как говорила твоя мать... — И, словно напрашиваясь на ссору, с усмешкой добавил: — Грязные, наглые кафры болтают про белых.
— То есть как во флот? Что же это все-таки значит? — Томми натянуто улыбнулся.
— Откуда нам, грязным кафрам, знать.
— Заткнись, — сердито оборвал Томми. Мускулы у мальчиков напряглись, но, обменявшись свирепыми взглядами и вздохнув, они отвернулись друг от друга. В двенадцать лет дракой не решить спор — теперь все гораздо сложнее.
В тот же вечер Томми заговорил с родителями:
— Правда, что меня отдают во флот?
— С чего ты взял? — быстро спросила мать. [33]
— Но это правда! — воскликнул Томми и с усмешкой добавил: — Грязные, наглые кафры болтают про нас.
— Ради бога, не говори так, Томми, это нехорошо.
— Но, мамочка, скажи же, зачем мне идти во флот?
— Будь умником Томми, это еще не решено, но мистер Макинтош...
— Так это мистер Макинтош!
Миссис Кларк взглянула на мужа, который вышел вперед и, усевшись, оперся локтями о стол. Семейный совет был в полном составе. Томми тоже сел.
— Послушай меня, сынок. У мистера Макинтоша слабость к тебе. Ты должен быть ему благодарен. Он для тебя может многое сделать.
— Но почему все-таки я должен стать моряком?
— Ты вовсе не должен. Он только советует это. Он сам когда-то служил в торговом флоте.
— Так я, значит, должен стать моряком, потому что моряком был он?
— Он обещал заплатить за твое ученье в морском училище в Англии и он будет посылать тебе деньги, пока ты не перейдешь во флот.
— Но я не хочу быть моряком. Я и моря-то в глаза не видел.
— Но ведь ты хорошо успеваешь по математике, и надо же кем-то быть — так почему бы тебе не стать моряком?
— Не хочу, — сердито возразил Томми. — Не хочу, не хочу! — Бросив на родителей сквозь слезы негодующий взгляд, он твердил: — Вам хочется избавиться от меня, вот и все. Хотите отправить меня куда-нибудь подальше отсюда, от...
Переглянувшись, родители вздохнули.
— Ну что ж, если не хочешь — не надо. Но ведь не каждому выпадает такой счастливый случай.
— А почему он не пошлет Дирка? — вызывающе спросил Томми.
— Томми! — горестно воскликнула миссис Кларк.
— Да, да, почему он не пошлет Дирка? Дирк гораздо сильнее по математике.
— Иди спать, — неожиданно вспылил мистер Кларк. — Ложись сейчас же!
Хлопнув дверью, Томми вышел. Наверное, он стал уже взрослым. Никогда еще отец так не разговаривал [34]
с ним. Прислушиваясь к буханью дробилок, непокорный и мятежный мальчик присел на краешек кровати. А там, в поселке, плясали, и пламя костров красными отблесками вспыхивало в оконных стеклах.
Томми вдруг захотелось узнать, там ли Дирк и прыгает ли он вокруг костров, отплясывая вместе со всеми.
— А ты тоже пляшешь там вместе со всеми? — утром спросил он Дирка и сразу понял, что оплошал.
Когда Дирк сердился, глаза у него щурились и темнели; обиженный, он кривил губы и под носом у него появлялась ямочка. Сейчас у него был именно такой вид.
— Слушай, ты, белый мальчик, белые люди не любят полукровок; не любят нас и черные. Никто нас не любит. И я не пляшу с ними, белый мальчик...
— Давай-ка лучше заниматься, — перебил его Томми, и, оставив эту неприятную тему, они взялись за книги.
А позже к дому Кларков подошел мистер Макинтош и позвал Томми. Стоя у окна, родители молча наблюдали, как хозяин и их сын шагают бок о бок по краю огромного котлована. Между тем Макинтош с деланным безразличием говорил:
— Ну-с, мальчик, так, значит, моряком ты быть не хочешь?
— Нет, мистер Макинтош.
— Я вышел в море, когда мне было пятнадцать. Мне было нелегко, но тебе незачем бояться трудностей. К тому же ты стал бы офицером.
Томми промолчал.
— Тебе не по вкусу моя затея?
— Нет.
Макинтош остановился и заглянул в котлован.
Земля на дне была такая же желтая, как и тогда, когда Томми было семь лет, только теперь котлован стал глубже. Какая у него глубина, Макинтош не знал: он не мерил. Далеко внизу, в этом вырытом человеческими руками ущелье, копошились и сновали рабочие — черные рассыпанные на желтой бумаге зерна.
— Твой отец работал на рудниках и, чтобы сделаться инженером, он занимался ночами. Ты это знаешь?
— Да.
— Ему приходилось очень туго. Когда он получил диплом, ему уже стукнуло тридцать, и зарабатывал [35] он двадцать пять фунтов в месяц, пока не поступил ко мне.
— Знаю.
— Ведь тебе не хотелось бы так жить?
— Не испугаюсь, если придется, — с вызовом ответил Томми. Мистер Макинтош весь побагровел, и темные жилки отчетливо выступили у него на лбу и под глазами. Почему этот парень плюет на него, когда он предлагает ему такую неоценимую помощь? — спрашивал себя мистер Макинтош. И все же, несмотря на выражение угрюмого равнодушия, которое так не шло к красивому лицу мальчика, он не мог им налюбоваться. Томми был высокого роста, крепкий и складный; волосы у него были мягкие, золотисто-каштановые, а глаза — черные, умные. Разве можно сравнить Томми с его грубоватым отцом, навсегда сохранившим на себе следы долгой тяжелой борьбы за кусок хлеба в юности.
— Ладно, — сказал мистер Макинтош. — Не хочешь быть моряком — не надо, но, может, ты хотел бы поступить в университет и стать ученым?
— Не знаю, — нехотя отозвался Томми, хотя сердце у него екнуло. Ведь это же его мечта, и он почувствовал, что поддается. Потом он вдруг спросил:
— Мистер Макинтош, а почему вы так хотите устроить меня в колледж?
И Макинтош угодил прямо в ловушку.
— У меня ведь нет детей, — с чувством произнес он. — Ты для меня все равно как сын. — И он внезапно замолк.
Томми смотрел на поселок, и мистер Макинтош понял, о чем он думает.
— Отлично, — отрезал мистер Макинтош. — Оставайся в дураках, если тебе это нравится.
Томми стоял, опустив глаза. Он хорошо знал, что он и в самом деле дурак. И все-таки иначе вести себя не мог.
— Не горячись, — сказал мистер Макинтош, помедлив. — Не упускай своего счастья, сынок. Ты еще только мальчик. Торопиться некуда.
Спокойный тон мистера Макинтоша придавал делу другой оборот. Можно еще все уладить, как бы говорил он, не нужно только спешить. Но Томми не шевельнулся, и мистер Макинтош быстро добавил: