ГЛАВА 6. ПОЧТИ ПОБЕДА
Солнце выползло из-за перламутровой Кассиры, осветив розовым ее многочисленные пороги и перекаты. Юркие солнечные зайчики заиграли на темных водах Старицы, парила и нежилась в теплых лучах плодородная мерасская земля. Во внутреннем дворе поселения, на взлетной площадке дозорных шаров уже возились подмастерья. Чинили прорванный накануне шар, кормили порифид, грустно переговаривались:
— Таика сказала: у них в бараке ночью женщина умерла! А в соседнем — парень, из огородников.
— С чего бы это?
— С того! Мы вчера ров копать когда пришли? К закату, когда все шары вернулись, верно?
— Ну, да…
— И то, посмотри, все ладони в мозолях. А остальные там чуть ли не с самого восхода ковырялись.
— Да причем здесь…
— А притом! От усталости та женщина умерла, понял? Таика говорит, на сносях она была, ну, беременная, вот и не выдержала.
— Чего ж она работать пошла, раз беременная?
— Так четвертый месяц всего! Повелителям-то не объяснишь…
— Спряталась бы.
Сказал и осекся. Сам понял, что сморозил глупость.
— Угу. Ума у тебя, как у порифиды вон… А представляешь, что бы было, если б ее нашли? Тем более, сам Младший Повелитель весь день у нас пробыл!
— Ты его видел?
— Да как тебя! Кто, думаешь, шар его принимал?
— Врешь!
— Спроси, кого хочешь. Тебя тогда как раз на склад за клеем послали.
— Ну, и… какой он?
— Он? Он — Повелитель, ясно? Черный, как и все, только побольше размером. А глаза у него — стра-а-ашенные! Я в них пару раз глянул — сразу в дрожь бросило, словно ледяной водой окатили.
Мимо ворот два золотаря тащили на плечах тюки, обмотанные старой паутинной тканью.
— Еще двое… Сколько же их сегодня… Голос у него был тихий и невыразительный. И слова он произносил так, словно сомневался в их правильности. Имя его мало кто знал, он обычно отзывался на прозвище Падальщик. Его напарник Кварра, бывший подмастерье самой Палаи, разжалованный в золотари за пристрастие к ортисовому настою, хмуро отозвался:
— Если шестилапые придут, еще больше работы будет.
— Да уж. Мало не покажется.
Падальщик свалил свой тюк в узкий зев глубокого колодца. Оттуда ощутимо тянуло гнилью и запахом тления.
— Жалко парня. Он еще и четырнадцати дождей не видел.
— Может, и к лучшему.
— Как это?
— А вот мураши придут, они нам такое покажут — пожалеешь, что больше того парня успел повидать.
— Думаешь, побьют они наших?
— Не знаю. Поглядим. Я с одним вчера болтал… ну, со здоровяком таким, что из Акмола притопали. Воин вроде. Только он не воин, а ткач бывший, говорит: вот побьем шестилапых, да и плюну я на это копье, к своей игле вернусь.
— А ты?
— А я его спрашиваю — так же, как ты меня, только наоборот: побьем ли? Ну, тут он помрачнел весь, оглянулся по сторонам и шепчет мне: этого я не знаю, мол, знаю только, что сила у них великая и два поселения они уже разорили. Да так, что в живых никого не осталось…
— А он кто — командир, что ли? Откуда он все знает?
— Да не… У него сестра самому Младшему Повелителю служит, вот он и все знает про всех.
— Выходит, и сами хозяева не знают, победим мы муравьев или нет?
— Выходит, нет. Да и что толку? Нам-то все равно. При Повелителях мы с тобой трупы да дрянь всякую собираем, че думаешь, при шестилапых — хуже будет?
— Так убьют же…
— Пусть уж лучше убьют, чем такая работа. Ладно, хватит болтать, идем к ткачам в барак, там тоже вроде кто-то умер.
* * *— Вставайте! Поднимайтесь! Шестилапые идут! Дозорные подняли тревогу загодя. Муравьиная армия еще только посверкивала в отдалении разливающимся морем рыжего хитина, а зоркие стражи из числа велимановых ополченцев уже вовсю лупили в било каменными колотушками.
— Тревога! Подъем!
Несмотря на страшную усталость, люди со стонами и проклятиями вставали, выливали на голову несколько пригоршней холодной воды, чтобы быстрее проснуться, и лезли на стены. Временный глава ополченцев, смертоносец Шаршиф мысленно коснулся разума командиров, призвал их к себе. Пока ругаясь на усталость и раннюю побудку, рядовые ополченцы расползались по своим местам, паук раздал командирам конкретные приказы.
Накануне, уже перед самым сном, Шаршиф с помощью двух местных служительниц разделил всех новоприбывших на отряды и над каждым поставил командира. Людей в каждом отряде оказалось разное число — где восемь, где десять, а где и пятнадцать. Если бы не усталость, ополченцы долго бы еще дивились, а меж тем все объяснялось просто.