— Как хочешь.
Обидчивая покорность девушки вконец расстроила Редара, он почти уже решил перед ней извиниться, но тут голова у него и вправду разболелась не на шутку. Он обхватил виски руками, застонал и потерял сознание.
Очнувшись, он не мог сразу сказать, сколько времени прошло. Вроде бы, ничего не изменилось — то же подземелье, те же мерзкие стены, гнилостный запах мокриц, единственное светлое пятно — лицо склонившейся над ним Наи. Глаза у нее все так же влажно блестели. Редар неожиданно понял, что раньше не обращал внимания на их цвет. Столько раз смотрел в ее лицо, а цвет глаз так и разглядел! Они были голубыми, как утреннее небо над Солончаком. Захотелось вот прямо сейчас подняться на гребень бархана, обнять руками и всей душой эту бесконечную синеву и раствориться в ней.
«А у Киры глаза темные, — опять совсем некстати подумал он. — И глубокие, как Бездонный колодец. Смотришь в них, и кажется, что проваливаешься глубоко-глубоко. И нет никакого желания всплывать на поверхность».
— Я… Сколько я…
— Долго. Утро скоро.
— И ты все это время здесь сидела?
— Ну, да. Что же, мне надо было тебя таким бросить?
— Нет, наверное. Не знаю… Ты же не выспалась из-за меня?
— Ничего. Успею еще.
— А почему ты опять плакала?
— Тяжело тут одной сидеть…
— Бедная… Спасибо тебе.
Ная даже перестала дышать, опасаясь пропустить хоть слово.
— Правда, спасибо. Мне… мне легче становится, когда кто-то рядом. А под твоими руками голова совсем не болит.
За эти слова девушка была готова ему многое простить. Даже подружку из песков. Мир был восстановлен. И еще долго звучали в темноте подземелья тихие голоса. Наконец Редар попытался отправить Наю спать:
— Да у тебя глаза слипаются! Еле сидишь. Пойди, поспи хоть немного.
Конечно, Ная вмиг обиделась: она могла бы с ним хоть всю жизнь так просидеть, а он… Глаза ее с предательскими слезинками засверкали. Ах, так, мол, ты меня выгоняешь! Я тебе уже надоела! Редару стоило больших усилий объяснить, что он имел в виду.
— Ная! Я бы очень хотел, чтобы ты осталась со мной! Честное слово! Но ты совсем вымоталась…
Молодая Управительница вдруг наклонилась и поцеловала Редара в губы. Прямо как вчера. Удивленный и немного сбитый с толку, он не нашел, чем ответить. Ная воспользовалась молчанием, поднялась и пошла к двери. Уже на пороге ее остановил тихий голос Редара:
— Ты приходи еще, Маля, ладно?..
Ная солнечно улыбнулась, выскользнула за дверь, вымолвив еле слышно:
— Конечно…
Еще долго юноше слышалось это тихое слово, пока сон не сморил его окончательно.
Во сне он мчался по пустыне, проваливаясь с каждым шагом в песок по щиколотку. Навстречу ему, раскинув руки, летела легкая, как паутинка, Кира. Почему-то они все никак не могли встретиться: хотя и бежали изо всех сил, но расстояние между ними не уменьшалось…
Посыльный из Мераса прилетел в Акмол сразу после полудня. Выглядел он ужасно — правая средняя нога наполовину откушена, шерсть слиплась от крови. Паук неуклюже сполз с шара, заковылял по плитам внутреннего двора к дому Смертоносца-Повелителя.
Люди смотрели на него во все глаза, шептались:
— Неладно дело в Мерасе-то.
— Ну, раз есть, кому прилететь, значит — выстоял. Иначе б некому было. Помнишь, из Валега — три восхода гонцов ждали, так никто и не явился.
Слуги повлекли прибывший шар в свой барак (иногда его называли древним словом «ангар», смысл которого никто точно не знал), чтобы накормить порифид, стравить летучий газ, подлатать, если надо.
Мастер полетов Калем лично осмотрел его, поворчал:
— Надо же, до чего бедняг довели! Он, что, у них там все время летал, не садился совсем? Кто ж так делает! Несчастные могут не выдержать!
Молодой подмастерье Живаль спросил:
— Вы о ком, Учитель?
— Да о порифидах! Совсем загоняли.
Живаль удивленно пожал плечами, но смолчал. Весь город думает о том, дурные или радостные вести привез посланец, а мастера полетов, оказывается, волнует только состояние этих безмозглых созданий. Ну, дает!
Между тем, по Акмолу уже пошли гулять слухи, один невероятнее другого:
— Из Мераса-то, слыхали, гонец прилетел! Да-да, из пауков. Муравьи его всего погрызли — не одного живого места нет. Еле вырвался из их лап. В самом-то поселении никого не осталось.
— Вообще никого?
— Угу. Этот — последний защитник.
— Великая Богиня! Как же Ливаде-то сказать? Ее ж Кемрас в ополченцы пошел. Тоже, значит, полег?
— Да что вы несете?! Разгромили, разгромили муравьев! Пожрали всех до единого!