Порыв ветра может прервать работу, крепильщики начнут её сызнова. Иногда они выгрызают мешающую им часть листа, подносят, держа в челюстях, к краю и, будто по команде, выбрасывают. Когда дело, наконец, сделано и листья надёжно притянуты длинноногими Экофилла один к другому, прибегают новые, на этот раз самые маленькие зеленоватые рабочие из того же гнезда. Этих лилипутов назовём сшивальщиками. Каждый несёт в челюстях головой вперёд личинку примерно семидневного возраста.
Половину объёма личинки Экофилла составляют прядильные железы. Обычно эти железы сильнее развиты у тех видов, которые окукливаются в коконе. Однако у личинок Экофилла они непревзойдённо мощны, хотя куколки этих муравьёв голые, без кокона: личинки окукливаются здесь уже после того, как полностью израсходовали продукцию своих желез.
Итак, зеленоватые крошки-сшивальщики рассыпаются среди придерживающих листья красно-бурых гигантов-крепильщиков, взбираются, если надо, на их спины, и каждый сшивальщик, сжимая в челюстях личинку, быстро водит её головой взад и вперёд — так, чтоб она коснулась ротовым отверстием то одного листа, то другого. Личинка выделяет при этом тонкую липкую нить, которая, сразу же застывая, надёжным швом схватывает края листьев.
Если листья небольшие, их может быть сотня и более: они накладываются один на другой в несколько слоёв. Гнезда размером с кулак боксёра, а то и с футбольный мяч, великолепно замаскированы на дереве: они сшиты из листьев, которые долго остаются живыми и зелёными.
— Думайте обо мне, что хотите, но если строительство такого гнезда — инстинкт, то изобретение паровой машины — тоже инстинкт! — в запальчивости воскликнул натуралист, тщательно проследивший процесс сооружения гнезда Экофилла.
Оставив это явное, но вполне объяснимое заблуждение на совести автора, познакомимся поближе с опытами французского учёного Реми Шовена, изучавшего Экофилла на берегу лагуны Эбриэ в Западной Африке. Для муравьёв-ткачей, густо заселяющих здесь кофейные плантации, места эти — просто рай. По этой же причине они представляют ад для сборщиков кофе. Не успеет сборщик прикоснуться к ветке, как на него проливается дождь свирепых Экофилла. Глубоко вонзая зубчатые челюсти, они прокусывают кожу и сразу же из кончика брюшка обрызгивают ранку жгучим ядом.
Осторожно разделив два внешних листа гнезда, Шовен стал смотреть, что будет дальше. Первыми выбежали крупные ржаво-красные муравьи, укрепились ножками на краю листа и стали изо всех сил вытягиваться, чтобы ухватить челюстями второй лист. Вслед за ними появился рабочий, размером поменьше и зеленоватый, с белой личинкой в жвалах. Касаясь личинкой листьев, он соединил их края шёлковым швом. Пока шов застывал, крепильщики оставались на посту; когда же дело было закончено, они ушли, и тут Шовен опять раздвинул листья. И опять всё началось сызнова.
Поставив метку там, где стоял на листе какой-нибудь муравей, Шовен убирал его пинцетом. Немедленно из глубины гнезда выбегал другой и занимал освободившееся место — так точно, словно здесь оставался какой-то ароматический след.
Двенадцать раз уничтожал Шовен шёлковые связки, подряд одного за другим снимал с листьев то крепильщиков, то сшивальщиков с личинками в жвалах, и каждый раз из гнезда появлялась смена.
«В конце концов истощилось моё терпение», — записал Шовен в отчёте.
Тогда он ссыпал в плоскую стеклянную чашку муравьёв Экофилла, а над ними подвесил листики кофейного дерева.
Обнаружив и обследовав листья, муравьи принялись собирать рассыпанные по чашке яйца и личинок, снесли их в одно место и затем именно над этим местом начали с двух сторон стягивать листья, чтобы прикрыть расплод сверху.
Муравьям Экофилла предложили для сооружения гнезда натуральный лист кофейного дерева, такой же формы листок бумаги и ещё один бумажный листок, натёртый соком кофейных листьев. Они выбрали наиболее знакомые, привычные. В другом опыте их заставили сшивать уже не округло-овальные листья кофейного дерева, а вовсе непохожие на них длинные узкие пальмовые. И только когда им вместе с бумажными дали обычные листки кофейного дерева, но перегнутые пополам, вдоль или поперёк — безразлично, вскрылась ограниченность строительных талантов муравья: Экофилла не обращали внимания на сложенный вдвое кофейный лист, а выбирали подходящий по форме бумажный.
Множество новых подробностей сообщает о гнёздах Экофилла англичанин Ф.Уондерпланк, изучавший этих муравьёв в Занзибаре. Он проследил, как создаёт новое гнездо сильная семья, когда ей становится тесно. Из десятков старых гнёзд выбегают сотни строителей и собираются на облюбованной ветке. Держа друг друга ножками, они могут связываться в длинные цепочки, чтобы схватить края листьев и сблизить их. Сооружаются гнёзда преимущественно на солнечной стороне.
Когда муравейник Экофилла находится в расцвете сил, на одном дереве может быть чуть не сотня отдельных гнёзд.
Во всех «единым импульсом» живут десятки тысяч рабочих, тысячи личинок и куколок разного возраста. Заметим, что длительность жизни рабочего муравья у этого вида примерно три месяца, а всё население муравейника представляет потомство одной-единственной матки. Можно себе представить, сколько генераций Экофилла осваивают дерево, сооружая гнёзда! Для уточнения расчётов полезно добавить, что основывающая семью молодая самка Экофилла в первые недели жизни откладывает не больше двух-четырёх яиц за день, зато через год-два — уже и по 10 тысяч в сутки.
Муравьи Экофилла, о которых всё это рассказывается, водятся во многих тропических странах. Разные формы Экофилла были обнаружены в Южном Китае Китайско-советской энтомологической экспедицией под руководством Лю Пун-ло и В.В.Попова. Здесь найдены и другие муравьи ткачи — Полирахис: одни выстилают гнездо из листьев шёлком, вторые в несколько слоёв окантовывают листья по краям, а выход из гнезда оставляют у черенка.
Но вернёмся из тропиков в среднюю полосу, от гнёзд Экофилла к гнёздам Формика.
В Европейской части нашей страны широко распространён волосистый луговой Формика нигриканс. Очень обстоятельно описаны М.Д.Рузским найденные на Южном Урале «среди берёзовых лесов сложные постройки этого муравья с двумя или тремя насыпными конусами, окружёнными одним общим валом. Одна из таких построек имела довольно высокую,- гладко вычищенную площадку из земли, неправильной овальной (грушевидной) формы, продольный диаметр которой равнялся 2,25 метра, а поперечный в наиболее расширенной части — 1,95 метра. На этой площадке возвышались три конуса, широкие, с плоскими сильно закруглёнными вершинами… Площадка окружалась небольшим возвышенным валом…».
Правду говоря, описание напоминает не то протокол раскопки древнего поселения, не то рассказ о фортификациях, увековеченных в «Капитанской дочке». Конечно, величина насыпного конуса и его подземного основания измеряется немногими кубическими метрами, но надо же принять во внимание размеры строителя.
Ещё объёмистее — в них иногда до 1,2-2 метров в высоту, до 3 метров в диаметре — муравейники хвойных лесов.
Размышляя над тем, как могут возникать такие крупные гнёзда, натуралисты учитывают и необычайно густую их населённость, и вошедшее в поговорку рвение муравьёв в работе, и несравненно большую, чем у других насекомых, продолжительность рабочего дня, и выдающуюся способность муравьёв переносить тяжести. Муравей действительно тащит, толкает, поднимает груз, намного превышающий вес его собственного тела. Этим отличаются многие насекомые. И всё же здесь остаётся немало необъясненного.
Во-первых: общий план…
По форме купол гнёзд чаще всего правильный одновершинный конус. Он покрыт гладким слоем мелкой хвои, под которой лежит более толстый слой из мелких веточек, щепочек и прочего растительного мусора. На одно гнездо идёт в среднем 4-5 миллионов хвоинок и щепочек. Сердцевиной гнезда Формика часто служит насквозь источенный пень, где находят приют самки-родительницы и наиболее молодые их отпрыски. А вокруг — во все стороны и вверх — лежит огромная пористая губка из почвы, тысячи мелких камер, связанных между собой разветвлёнными ходами. Обширная подземная часть тоже источена ходами и полостями. Каждое гнездо окружено, кроме всего, скрытой в грунте системой водоотводных каналов; иногда на много метров в стороны тянутся муравьиные дорожки и тропинки.
Во-вторых, прочность…
Хвоинки на куполе как бы причёсаны, лежат, подобно соломе на крыше, параллельно одна другой и плотно, в несколько слоёв. Эта хвойная кровля определённо устойчива против разных невзгод. И ветер и дождь здесь почти бессильны. В каштановых рощах купола собраны из одних только черешков листьев, однако обладают теми же свойствами.