Итак, одинаковых насекомых поместили в одинаковые условия. Естественно было ожидать, что все эти обстоятельства должны одинаково побуждать муравьёв к одинаковой деятельности. А что получилось?
Попав на сыроватый песок, муравей начинает — здесь действует строительный инстинкт — рыть норку. Так оно и было, но муравьи Чи За-чена принимались за дело отнюдь не сразу и совсем неодинаково.
Одни стали рыть песок тотчас, другие почему-то медлили. Да и торопился и медлил тоже каждый по-своему. Прошло четыре часа, но работали ещё только 47 муравьёв. За сутки число роющих поднялось до 52. Лишь примерно через 70 часов все 70 муравьёв рыли песок во всех 70 бутылях.
Обнаружилось также, что и места для работы муравьи выбирали разные. Большинство начинало рыть песок с наиболее освещённой стороны, у самой стеклянной стенки, а были и такие, что предпочитали тень.
Мало того, большинство Кампонотусов сосредоточенно и неотступно рыли норку в одной точке, но некоторые разбрасывались, принимались ковырять песок в двух-трёх местах.
Многие орудовали ножками и жвалами без перерыва, без отдыха, пока полностью не скрывались в хорошо заметных углублениях, обрамлённых валиком из выброшенных наверх песчинок, иные беспорядочно суетились, кое-как, вкривь и вкось бороздя песок.
Выходило, что в одинаковых условиях одинаковые по размеру, возрасту и происхождению насекомые ведут себя отнюдь не одинаково. Почему?
Для следующего опыта Чи За-чен отобрал 36 здоровых, полных сил Кампонотусов всех трёх калибров. Каждому насекомому был присвоен номер, для каждого отведена отдельная, так сказать, персональная бутыль с песком для постоянного проживания. В таком стандартном гнезде жилец проводил 18 часов в сутки, а на остальные 6 часов его вселяли в другую бутыль. Сначала — три дня подряд — всех просто перемещали в другие 36 бутылей, где муравей оставался по-прежнему в одиночестве. Следующие три дня в качестве временных обиталищ использовали только 18 бутылей, в них помещали по два Кампонотуса. На третью трёхдневку временно вселяли уже по три муравья в бутыль.
Наконец последние три дня — с девятого по двенадцатый — повторялись условия первого варианта: в 36 бутылей расселяли на 6 часов по одному муравью, а остальную часть суток — 18 часов — они по-прежнему проводили в своих персональных бутылях. Наблюдатели регистрировали по выверенным хронометрам время, проходящее с момента переселения в бутыли до начала рытья. Учитывалось также количество песка, выброшенного за эти 6 часов на поверхность.
В протоколах опытов описаны удивительные вещи: муравью было явно «не по себе», пока он один. Избавившись от одиночества, очутившись «в обществе», тот же муравей становился совсем иным.
И то сказать: муравьи, посаженные в бутыли по одному, начинали рыть песок через 160-192 минуты, а собранные по два или по три, принимались за дело уже через 28—33 минуты. Одиночка муравей за 6 часов выбрасывал на поверхность самое большее несколько песчинок, а вдвоём или втроём они невообразимо увеличивали производительность: в неоторых случаях даже в 3500 раз!
Продолжая исследование, профессор Чи За-чен выделил из числа взятых под наблюдение насекомых шесть муравьев: трёх наиболее быстрых и усердных и трёх наиболее медлительных и вялых. Через сколько же времени приступали к работе муравьи в разных парах и тройках, составлявшихся из отобранных шести насекомых? И сколько в каждом случае успевали они сделать? Показания стрелок хронометра и результаты педантичного подсчёта песчинок свидетельствовали: известное правило «с кем поведёшься, от того и наберёшься». Подтверждалось здесь лишь в одном смысле: заразительны были только положительные примеры, отрицательные подражания не вызывали.
Так, муравей М6 выказал себя наиболее прилежным из всех подопытных. В одиночестве, в роли отшельника поневоле, он через три-пять минут принимался за работу. И в паре или втроём с гораздо менее ревностными пескокопами он оставался верен себе и через три-пять минут принимался ножками и жвалами усердно разгребать песок в бутыли.
Л3 был, напротив, отъявленным лодырем и в одиночестве все шесть часов слонялся по бутыли, ничего не делая. В компании же с другим муравьём он в среднем через 30 минут принимался рыть песок, а в группе из трёх приступал к делу всего 13 минут спустя.
Вялый становится в группе более энергичным, медлительный — более быстрым, ленивый — более прилежным. Вот о чём говорили исследования в бутылях.
Французские энтомологи академик Пьер Грассе и профессор Реми Шовен углубили содержание открытия В.Караваева и Чи За-чена и подтвердили их выводы в новых опытах с муравьями Лептоторакс туберум и Формика руфа.
105 рабочих муравьёв Лептоторакс были по одному, по два, по три, по пять и по десять размещены в 25 устроенных в плитке белого гипса и прикрытых сверху стеклом клетках ёмкостью по 500 кубических миллиметров каждая. Не составляло особого труда поддерживать в этих маленьких гнёздах необходимую влажность и наблюдать за муравьями, которых щедро кормили древесной пудрой с сахаром и мукой из сухих кузнечиков.
Кормили щедро и обильно, но уже к двенадцатому дню все Лептотораксы, содержавшиеся поодиночке, погибли, к восемнадцатому дню погибли почти все рабочие из 15 клеток, где содержалось по два, по три и по пять муравьёв; и только там, где их было по десятку, подавляющее большинство оставалось живы даже на двадцатый день.
Примерно так же кончились испытания и для 120 лесных муравьёв Формика руфа. К десятому дню почти все муравьи в 20 пробирках с одним, двумя, тремя и пятью рабочими погибли; там же, где их содержали десятками, большинство сохранилось в живых.
Сходные опыты с пчёлами показали, как напечатано в отчёте, что «защитное действие группы сказывается, если содержать пчёл уже хотя бы по две вместе; при содержании десятками оно проявляется ещё отчётливее, чем в пятёрках». Примерно то же получилось и в аналогичных опытах с термитами, которых содержали в группах разной численности.
Общественные насекомые живут в группах значительно дольше, чем изолированные, — таков окончательный итог серии описанных здесь работ французских энтомологов. Вывод был очень неожиданным, он не укладывался в старые представления, дразнил мысль множеством новых вопросов, один смелее другого.
Крупный английский знаток биологии семейства Бомбид, шмелевед — есть в энтомологии и такая специальность — Д.Фри находит, что и шмелям тоже вредно полное одиночество. Шмелиные самки в группах не только живут дольше, но и более плодовиты. Одним словом, на шмелях тоже подтвердился закон, открытый в биологии более высокоразвитых видов общественных насекомых.
Явление, о котором в этой главе идёт речь, прослежено также на комнатных и плодовых мухах, на тараканах, долгоносиках, чернотелках, на саранче.
Стадная и одиночная саранча различаются не только повадками, но и внешне, даже окраска у них разная. Личинки одиночной формы — травянисто-зелёные, а стадные — ярко-жёлтые или оранжевые с чёрным. Взрослые насекомые тоже неодинаковы. Нет необходимости перечислять все условия, определяющие в каждом отдельном случае тип саранчи. Достаточно, что зависит он также и от того, содержались личинки поодиночке или группами. Когда личинок стадной саранчи помещали после первой линьки в клеточки по одной, то они вырастали одиночными. Молодые же личинки одиночной саранчи, если их собирали по нескольку штук, становились типично стадными. Здесь имеет значение, иногда решающее, и то, как долго содержалась личинка в одиночестве, в каком возрасте попала в группу, могли ли личинки в группе соприкасаться, в темноте они содержались или на свету.
Чем глубже исследовалось действие и последействие одиночного и группового выращивания личинок и взрослых насекомых, тем разнообразнее становились факты, открываемые научной разведкой. Влияние количества совместно развивающихся особей отчётливо сказывается у разных видов. Для каждого существуют своя норма, свои пределы наиболее благоприятной плотности. И это не только у насекомых.
Невероятные вещи обнаруживаются, например, в аквариумах, где долго содержались какие-нибудь рыбы. Казалось бы, возможности для их развития здесь если не совсем исчерпаны, то уж наверняка обеднены, ухудшились. Так оно часто и бывает. Но некоторые рыбы растут в воде, где до них жили такие же, как они, несравненно быстрее и лучше, чем в свежей. Похоже, будто рост ускоряется воздействием оставленного их предшественниками какого-то вещества. В одиночестве же эти рыбы и тугорослы и маложизнеспособны.