Ещё профессор Московского университета Карл Францевич Рулье, знаменитый натуралист и зоолог, статьями и лекциями которого восхищались А.И.Герцен и Н.Г.Чернышевский, отметил ошибку «любимого баснописца, заставляющего муравья наказывать стрекозу за то, что она пела, хотя достоверно известно, что ещё ни одна стрекоза никогда не пела». Правда, баснописец и муравью приписал не свойственные ему черты, поскольку муравьи на зиму не собирают кормовых запасов. «Басня о стрекозе и муравье решительно ни на чём не основана», — писал в середине прошлого века Карл Фогт, разъясняя в своих «Чтениях о мнимовредных и мнимополезных животных», что «всё, что муравей тащит в своё гнездо, служит или для постройки, или для кормления личинок и неработающих самцов и самок».
Медовые же муравьи действительно накопляют сладкий корм, от которого ни стрекоза, ни кузнечик не отказываются. Но в муравейниках никогда не бывает столько мёда, чтоб его хватило хотя бы и «до вешних только дней». Мы уже знаем, что запасы мёда в живых муравьях сохраняются летом, а к осени исчезают.
Если придерживаться фактов, то надо обвинять муравьёв не в скопидомстве, не в чёрствости, не в скупости, а скорее в легкомыслии и мотовстве.
В самом деле, вот яванский муравей Крематогастер дифформис и яванский же комар Гарпагомия спленденс. Когда фуражиры Крематогастер с зобиками, полными корма, возвращаются в муравейник, их сопровождают стайки комаров. Комары перехватывают на дороге муравьёв и поглаживают их усиками и ножками, как это делают приёмщики корма. И фуражиры, нёсшие корм семье, раскрывают челюсти и ни за что ни про что отдают отрыгиваемую из зобика каплю попрошайке-сладкоежке, непонятным путём овладевшему секретами активной мимикрии.
Что же теперь думать о муравье? Рачителен он или расточителен, жмот или мот, выжига или размазня? Оставим решение этого вопроса баснописцам, а сами отметим, что при всех условиях сюжет ещё никем пока не написанной басни «Комар и муравей» также говорит о диалектике природы.
Спору нет, совершенством выглядят лапки муравья Мирмекоцистус, выдерживающие груз чудовищно разбухшего брюшка — живой бочки, подвешенной к песчаной потолочине камеры. Но, сорвавшись, такое насекомое погибнет, его некому поднять.
Совершенство в своём роде и та чуткость, с какой тля отвечает на прикосновение муравьиных усиков, побуждающих её выделить сладкую каплю. Но вот деталь, на которую пока не было случая обратить внимание: прилетает муха Фанния маниката и, улучив минуту, прикасается усиками к тле. Тлям нет от Фаннии никакого проку, и всё же они отдают корм так же охотно, как муравьям, которым столь многим обязаны.
А разве не воплощение совершенства бесконечная цепь муравьёв-фуражиров, которая доставляет в гнездо сладкую ношу, скрытую в зобиках? Но вот фуражира останавливает на бегу вибрирующий крыльями комар Гарпагомия и обирает его…
Здесь перечислены лишь разрозненные факты, но и они наглядно подтверждают, насколько относительны самые совершенные достижения естественного отбора, сколько изъянов скрывается в законченном, сколько случайного в обязательном и необходимом.
Муравьеви пчёл считают родичами. Теория эта выглядит поначалу надуманной и особого доверия не вызывает. Другое дело, скажем, медоносные пчёлы и пчёлы индийские, пчёлы и осы, шелкопряд тутовый и дубовый, даже жук-олень и жук-носорог, кузнечик и саранча. Тут сходство и в строении, и в типе развития, и в образе жизни более или менее очевидно. Но что общего у копошащихся в земле или в трухлявых пнях сухоньких, голых, чёрных или рыжих муравьёв с золотистыми мохнатыми четырёхкрылыми сборщицами нектара?
Ответ на этот вопрос можно получить, изучая Понерин или Мирмеций, в которых чётко, хотя и примитивно воплощены основные свойства муравьиного племени и вместе с тем черты, роднящие их с совсем другим семейством перепончатокрылых.
Вид Понера коарктата водится у нас в Крыму, на Кавказе, встречался в Ставрополье. Возле Гадяча на Полтавщине Н.М.Книпович обнаружил гнездо этих муравьёв в песке под низким зелёным мхом в бору. На Нижнем Дону, в парке Мухиной Балки, К.В.Арнольди нашёл родственных им жёлтых почти слепых Сисфинкта — вид, который до того считался чисто американским. Однако в общем примитивные муравьи больше распространены в тропических странах, Понеринами, в частности, особенно богата Австралия — точнее, приморские её области.
Внешность разных Понерин весьма различна. Воспроизведём отрывок из красочного описания двух австралийских видов:
«Понерина апендикулята: грудь его образована двумя плоскими микрогайками, схваченными чёрной пряжкой, к которой примыкает тяжёлая янтарная ампула; Одонтомахус сексиспинозус: голова лошади на шиповатом пояске, в который втиснута длинная горловина прозрачной груши… Эти виды так же различны, как бегемот и кузнечик…».
Что касается характера, то муравьи эти крайне раздражительны и злобны. Они, если верить описаниям наблюдателей, «как бешеные черти» набрасываются на всё, что приближается к гнезду. Встречая пришельца уже за 10-15 метров от муравейника, Понерины норовят вцепиться в него мёртвой хваткой, почему их даже в академических сочинениях именуют бульдогами.
Правда, бульдожьей, мёртвой хваткой челюстей отличаются в мире муравьёв не одни только Понерины. Русский врач М.Н.Паргамин в книге «Сознательность, любовь и семейная жизнь у животных» — это забавное сочинение опубликовано в Санкт-Петербурге в 1899 году, — насобирав кучу сведений и анекдотов о разных животных, в том числе и о муравьях, пишет в главке «Врачебная помощь»: «Муравьи, факт почти невероятный, но тем не менее несомненно доказанный, имеют собственных хирургов и правильно организованный приёмный покой, где раны перевязываются, а затем покрываются прозрачной жидкостью, имеющейся у них во рту».
В сноске к этому утверждению М.Н.Паргамин сообщает, ссылаясь на статью К.М.Мидльтона в английском журнале «Энтомологист», что муравьи не только сами отличные хирурги, но могут с успехом употребляться для подачи хирургической помощи раненым. Для этого к сближенным краям раны подносят муравья; приготовившись к защите, он раскрывает челюсти, а затем сжимает их, захватив оба края. Потом туловище насекомого отрывают, на ране остаётся голова. Так, прикладывая муравья за муравьём, рану сшивают, причём челюсти насекомых играют роль зажимов.
Как видим, одни утверждают, будто муравьиная личинка, смешанная с истолчённой корой дерева, по вкусу напоминает чуть ли не масло с сахаром, здесь же говорится, что зажим из сомкнутых муравьиных челюстей на ране вполне заменяет настоящие антисептические скрепки. И не разобрать сразу, чего больше в этом умилении изобретательностью так называемой народной кухни и медицины — глуповатой близорукости или ханжеского лицемерия.
Возвращаясь к теме главы, отметим, что использование Понерин в хирургических операциях, подобных описанной Мидльтоном, удаётся ещё и потому, что природа не обидела их размерами. Многие имеют по 2-2,5 сантиметра в длину.
«Это муравьиные бегемоты, а может быть даже и муравьиные слоны», — пишет Пауль Цаль. Одна из южноафриканских Понерин называется по имени динозавра — Динопонера гигантеа. Кроме особо острых зазубренных челюстей, у всех видов Понерин есть ядовитые железы. Одни обрызгивают раны врага мелкими отравляющими каплями, другие наносят быстро парализующий жертву клей.
Понера клавата, по-местному Токандира, в Южной Америке называют «муравьём-лихорадкой» или «четырёхжальным», что в этом случае означает: убивающий четырьмя ужалениями.
Многие Понерины обладают звуковым, стридуляционным органом. Инструмент этот, как остроумно заметил русский учёный, профессор Б.Н.Шванвич, построен на принципе «ногтя и гребня». Вооружившись лупой, нетрудно рассмотреть на спинной поверхности между первым и вторым сегментом брюшка полоску тонких чёрточек, по которой ходит скребок. Когда второй сегмент движется, а задний край первого сегмента опущен, скребок-ноготь проходит по насечкам полоски, производя звук.