Уже однажды упоминавшийся здесь исследователь нравов мексиканских муравьиных орд Ф.Семикрест первым показал, что не все походы муравьёв одинаковы и что надо различать охотничьи марши-вылазки для заготовки пропитания от кочёвок, совершаемых при переселении. Соответственно и привалы мексиканских Эцитонов бывают двух типов: на одних местах семья-колонна остаётся всего несколько часов, другие служат лагерем несколько суток. Такие стоянки спрятаны в особо укромных прохладных и сырых местах и имеют ходы, иногда на полметра в глубину. Исследовать подобное скопление муравьёв вдвойне трудно: ходы, ведущие к центру, беспорядочно запутаны, а первая же попытка добраться до него поднимает в атаку легионы злющих тварей с острыми челюстями.
Но если всё-таки рассеять клуб Эцитонов, можно обнаружить внутри него белый ком личинок. Личинки кочевников, как и взрослые муравьи, бывают мелкие, средние и крупные. Из разных по размеру личинок и особи развиваются неодинаковые.
Описывая гнездо Эцитонов, случайно с одной стороны открытое, А.Белт, автор книги «Натуралист в Никарагуа», расс казывает:
«Муравьи внутри него были собраны в плотную массу, свисавшую с потолка занятой ими полости подобно громадному рою сцепившихся пчёл и достававшую своим нижним конусом до поверхности почвы; бесчисленное количество длинных ног было похоже на сеть бурых ниток, связывающих эту массу, которая в общем достигала, наверное, объёма не менее чем в кубический ярд и заключала, конечно, сотни тысяч индивидов; но не всё ещё муравьиное войско скопилось в этом клубке: много колонн расхаживало и вне его; причём некоторые тащили в этот клуб куколок, другие — отдельные части тела разных насекомых. Я был в высшей степени поражён, заметив внутри этой живой массы трубчатые ходы, ведущие книзу, в самый центр массы и оставшиеся свободными и открытыми совершенно так, как если б они были проделаны в каком-то неорганическом материале. Через эти отверстия проходили муравьи с ношей и сталкивали вниз свою добычу.
Я всунул длинную палочку в одно из таких отверстий книзу, по направлению к центру клубка, и вытащил его обратно со множеством прицепившихся к ней муравьёв, которые держали личинок…».
Когда жарко, муравьи размещаются в клубе более рыхло, вентиляция усиливается; в часы похолоданий масса, облегающая сердцевину с пакетами яиц и личинок, сбивается поплотнее. Если спугнуть муравьёв дымом, они снимаются с места и уходят, унося в челюстях иногда даже по две-три личинки. Пока в колонне есть такие личинки, она отдыхает лишь днём на привалах, а по ночам продолжает кочевать; ничто не в силах удержать её на месте.
Т.Шнейрла обнаружил у американских Эцитонов строгий календарь кочёвок, ритм чередования походов и отдыхов. У Эцитон хаматум, например, вся колонна с самкой в течение 19-20 суток живёт на одном месте, сбившись в клуб. Это её гнездо. Потом колонна снимается с привала и в течение 18-19 суток движется по ночам. Свита из энергичных маленьких рабочих окружает самку, охраняя и на бегу кормя её. Вместе с рабочими её охраняют и длинножвалые солдаты-гиганты. В колонне Эцитонов лишь одна плодовитая самка — единственная родительница всей семьи. Муравьи тем ревностнее её оберегают, что она здесь незаменима.
У Понерин, как мы знаем, в случае гибели старой самки любой рабочий может начать откладывать яйца. У других видов муравьи принимаются выводить из личинок вместо погибшей матки новую. У кочевников колонна, потерявшая самку, не выводит себе никаких заменительниц и не принимает самок чужих. Наоборот, она в таком случае отыскивает исправную семью своего вида и вливается в неё.
Получается, что у муравьёв-кочевников с жизнью самки связана жизнь семьи, как живой отдельности.
Основную массу колонны составляют рабочие муравьи. Почти все они несут в жвалах личинок, но только старшего или среднего возраста. Муравьи заботятся о них, берегут, жадно облизывают. А где же пакеты с яйцами, где самые молодые личинки? Почему не видно муравьёв с куколками?
Оказывается, их здесь нет.
Как же так?
В этом вопросе и спрятан кончик нити, за которую ухватился Т.Шнейрла и которая в конце концов вывела его из лабиринта загадок биологии кочевых муравьёв.
Во время походов в жвалах у рабочих можно видеть только личинок. Пока продолжаются еженощные походы, личинки постепенно созревают для окукливания. Созревают, но не окукливаются. Куколке нужен покой, а какой уж покой в кочёвках!.
Выросших в походе и готовых окуклиться личинок рабочие муравьи перестают облизывать, так как хитин взрослых личинок уже не выделяет привлекательных для носильщиков соков. А по мере того как в семье-колонне становится больше созревших и необлизываемых личинок, состояние колонны, её потребности изменяются. И вот после 18-19 смененных привалов семья к утру залегает на отдых, образуя клуб. Но к вечеру муравьи не снимаются с места, как это происходило до сих пор. Рассветает, солнце всходит всё выше, множество рабочих муравьёв и солдат покидают лагерь, однако клуб сгрудившихея муравьиных тел не рассыпается. От него отходят, выстраиваясь и отправляясь на промысел, фуражиры, о марше которых писали когда-то и Бэте, и Белт, и Догель, и Сенкевич, а теперь пишут Аркадий Фидлер, Энн Патнем и многие другие.
Охотничий поход возглавляют разведчики, первыми выбегающие утром из гнезда. Они беспорядочно мечутся или собираются в хорошо заметную группу. К ней подтягиваются новые отделившиеся от клуба муравьи, образуя сплошной строй. Всё увеличивающееся скопище выделяет цепи большеголовых, с крупными челюстями солдат. Плотным конвоем окаймляют они тело колонны, образованное тесно построившимися рабочими.
И вот муравьи трогаются в путь… На протяжении многих метров почва покрывается медленно плывущей тёмной лентой. Над колонной летят птицы, склёвывающие вспугнутых насекомых.
Муравьи бегут сплошной массой, как нечто цельное. По временам от колонны отделяются большие или меньшие группы со своими разведчиками в авангарде, со своими большеголовыми в конвое по бокам. Отбегая в стороны — вправо или влево, — они облепляют и обследуют каждый пенёк, каждый клочок земли. Больше всего достаётся при этом разным бескрылым созданиям; тяжелотелым паукам, муравьям оседлых видов, земляным червям, гусеницам, личинкам, куколкам — словом, всему, что живёт под опавшими листьями или в гнилой древесине. Если неподалёку лежит какое-нибудь особенно богатое добычей место — например, большой гниющий ствол, — можно думать, колонна узнает о нём по запаху, то сюда отходит сильный отряд. Фуражиры, разгорячившись, обыскивают каждую щелку, извлекают отовсюду и разрывают на куски во много раз более крупных личинок и куколок. Слишком высоко на деревья они обычно не заползают, но низко расположенные птичьи гнёзда в покое не оставляют.
Некоторые пауки, почуяв неладное, убегают на концы веточек и отсюда спускаются на тонкой паутинке, повисая в воздухе. Муравей мог бы, ясное дело, легко разорвать паутину и сбросить паука в массу кишащих на земле фуражиров, но перекусить нить он не догадывается, а спуститься по ней до паука не может, так как она слишком тонка и непрочна. Вот почему паук благополучно отсиживается на паутине, пока не схлынет набег, пока орды не уйдут дальше. Но и пауки не все успевают спастись, а уж осы…
Драматическое зрелище представляет подвергшееся атаке осиное гнездо: муравьи молниеносно разгрызают его тонкую оболочку, прорываются к сотам, хватают личинок, куколок, только что вылупившихся ос, рвут всё в клочья, словно не замечая разорённых и разъярённых хозяев, летающих вокруг.
Грабители уносят добычу, разбирая ношу по силам; те, что поменьше, берут маленькие кусочки, сильные волокут более тяжёлые. Они догоняют колонну, на ходу подстраиваются к хвосту, вливаются в общее движение, в то время как другие отделяются, отклоняясь от трассы, чтоб обследовать новую зону. И они через какое-то время возвращаются, гружённые добычей, и отдают её в гнезде-лагере сёстрам, остававшимся здесь с самкой и расплодом.