Да, масса фактов остаётся совершенно необъяснимой с позиции лжетеорий, которые прогресс в органическом мире выводят в конечном счёте из счастливого стечения случайностей, дополненных действием отбора на мальтузианской плахе. В то же время все загадки органической эволюции чем дальше, тем полнее и глубже объясняются материалистической биологией, исходящей из того, что живое строится из неживого, что наследственность есть концентрированное выражение исторического воздействия на живое условий внешней среды и что человек может направленно изменять наследственность: ослаблять её, расшатывать, ликвидировать отдельные свойства и черты, а в дальнейших поколениях, подбирая соответствующие условия, воспитывать у организмов измененные потребности и, следовательно, создавать новые породы, новые сорта.
Важным средством управления наследственностью показала себя вегетативная гибридизация. Здесь и прививка растений, и пересадка зародышей семян на чужой эндосперм, и переливание чужого белка в птичьи яйца, и переливание крови животных разных пород. Особенно интересно проследить действие и последействие изменённого питания зародыша, в частности, ещё и потому, что вопрос этот тесно связан с нашей темой.
Формообразующая и породообразующая роль рабочих особей в семье общественных насекомых, в частности у муравьёв, очень наглядно и на естественном примере демонстрирует процесс, прослеживаемый в опытах по вегетативной гибридизации. Рабочие формы общественных насекомых упражняют одни, но вовсе не упражняют другие свойства и органы, они непосредственно не производят потомства, а только выкармливают расплод, выращивают крылатых, питают овулирующих самок. Тем не менее через рабочих осуществляется у муравьёв постоянное воздействие на наследственность новых генераций и поколений. Именно этот пример, которым, кстати, Вейсман и его последователи пытались поколебать материалистическую теорию развития, может служить новым доказательством наследуемости приобретаемых свойств. Именно этим примером веско подтверждается правильность понимания наследственности как типа обмена веществ. Именно этот пример открывает возможность проследить воспитующее действие корма, условий внешней среды. Тем, у кого ещё остаются какие-нибудь сомнения в обоснованности подобного вывода, полезно присмотреться к муравейнику и, в частности, к семьям, где живут и червят дважды неродственные, как они были названы, самки-приёмыши.
Если известная по медоносным пчёлам и одноматочным (моногинным) муравейникам семья общественных насекомых с её слаженностью, с её отшлифованностью коллективных приспособлений кажется иногда просто чудом, то разве не ещё более поразительны полигинные семьи муравьёв? Здесь производят потомство десятки, сотни, нередко тысячи самок, оплодотворённых разными самцами, а тем не менее масса особей растёт и развивается единой слитною семьёй. Что её сплачивает? Благодаря чему огромная колония — потомство многих родительских пар — превращается в подобную индивиду целостность, способную даже при многодомном, разбросанном поселении жить централизованным импульсом? Что связывает эту столь разнородную генетически массу в органическое единство? Что сглаживает и стирает неизбежные различия отдельных потомств?
В качестве такой выравнивающей и объединяющей, интегрирующей силы здесь выступает поток жизни, внутрисемейный обмен веществ. Давно сложившаяся семья питает новую — молодую — самку и её потомство, оказывая на них своё воздействие, подобно тому, как старое дерево — ментор — воспитывает привитой к нему молодой податливый глазок.
Это и происходит, когда самки после брачного полёта возвращаются не в родное гнездо, а в чужой муравейник своего же вида, заселённый вполне нормальной, исправной семьёй с червящими самками. Иногда же избирательность у муравьёв приобретает столь изощрённые формы, что самки поселяются после брачного полёта в гнезда не своего, а обязательно других видов.
Во-первых, существуют муравьи, у которых вообще нет рабочих особей. Сами они гнёзд не строят, пищи не собирают, а пользуются чужим жильём и пищей, которая добыта рабочими других видов. Здесь новые семьи тоже вырастают вокруг молодых самок после брачного полёта, причём приключения самок так мрачны и фантастичны, словно их сочиняли Эдгар По или Эрнст Теодор Амедей Гофман.
Распространённый в Европе Анергатес атратулус, не имея своих рабочих, живёт в гнезде Тетрамориум цеспитум. Молодая самка Анергатес ещё в муравейнике сочетается браком с одним из своих братьев. Затем покидает дом и в одиночестве отправляется в свадебное путешествие. Она не пытается строить своё гнездо, но разыскивает чужое и не своего, а того же вида, в котором выросла и из которого ушла. Проникнув в гнездо Тетрамориум, она здесь полностью переходит на иждивение рабочих.
Вскоре в камерах муравейника Тетрамориум появляются первые потомки Анергатес. Хозяева выкармливают их наряду со своими. Затем самка Тетрамориум погибает при обстоятельствах, которые до сих пор не удалось с достаточной ясностью проследить, но, видимо, всё же её губит самка Анергатес. Теперь она одна червит в муравейнике. Её брюшко разбухает, округляется, она усердно производит яйца, из которых выводятся — напомним это — одни только самцы и самки. Их безотказно воспитывают хозяева гнезда рабочие Тетрамориум — потомки таинственно погибшей матки. Созревшие самки Анергатес отправляются тем временем в свадебное путешествие, находят новые муравейники Тетрамориум, в которых поселяются. В старом же гнезде все Тетрамориум стареют, изнашиваются, но смены им, конечно, нет.
И вот последние рабочие Тетрамориум в захваченном гнезде вымирают, обрекая на гибель и захватчиц.
Судьба муравейника Тетрамориум и связанная с ней история величия и падения семьи Анергатес представляет чуть ли не точную копию сюжета, заключающегося в биологии другого, на этот раз тунисского, муравья Вилерия Санчии, не имеющего рабочей формы и постоянно обитающего в гнёздах Мономориум саломонис.
Крылатая самка Вилерия Санчии, будем для краткости называть её дальше просто Вилерия, подобно молодой Анергатес не покидает дом для полёта, а сочетается браком в верхних галереях родного гнезда. Покинув его, она обламывает себе на воле крылья и принимается искать пристанище. Но ищет не норку, не место, где бы её можно вырыть, а готовое поселение муравьёв, и не каких попало, а именно Мономориум саломонис. К слову сказать, эти муравьи встречаются и у нас в Закавказье и за Каспием.
Едва только сбросившая крылья Вилерия приближается к найденному муравейнику, её облепляют фуражиры Мономориум. Секрет, выделяемый покровами молодой Вилерия, непреодолимо притягивает рабочих Мономориум, и они увлекают чужую, но, по всему видно, желанную гостью в своё гнездо. Хозяева кормят её не менее щедро, чем свою собственную самку, и Вилерия вскоре начинает откладывать яйца, а Мономориум исправно за ними ухаживают; в гнезде выводятся личинки, затем куколки и, наконец, первые муравьи.
Всё это одни лишь крылатые самцы и самки Вилерия. Их родительница — обескрыленная самка Вилерия неплохо чувствует себя в чужом гнезде, она спокойна и миролюбива, ничем не выказывает неприязни к живущей рядом самке хозяев. И всё же самка Мономориум погибает. Кое-кто утверждает, будто её убивают свои же Мономориум… Теперь Вилерия остаётся единственной самкой в муравейнике. Ход дальнейших событий известен: из яиц, которые откладывает питаемая муравьями Мономориум чужая самка, выводятся молодые самцы и самки — будущие продолжатели вида Вилерия. Потомство же самки Мономориум постепенно изнашивается и отмирает, отчего гнездо их постепенно слабеет и, наконец, погибает, а вместе с последними Мономориум гибнут и Вилерия.
Обе истории — сказания о Вилерии и Анергатес — звучат весьма назидательно, напоминают басни, поучающие не рыть другому яму, не радоваться чужой беде, не пилить сук, на котором сидишь. Но в мире муравьёв обнаруживается — для этого не требуется особенно долгих поисков — множество примеров, из которых никакой нравоучительной морали не извлечь.
Вот, к примеру, виды, где самки, основав зародышевую камеру, принимаются похищать куколок, унося их из окрестных гнёзд других видов. Награбленные куколки созревают, из них выводятся муравьи, составляющие первую свиту молодой чужой самки. Эти рабочие достраивают гнездо, кормят расплод. Несколько таких самок-грабительниц были перехвачены после брачного полёта и заключены в искусственные гнёзда. Они могли когда угодно выходить из этих гнёзд, но им негде было добыть себе куколок нужного вида. Как же они бились! Пробовали рыться в земле, иногда даже запечатывали камеру и откладывали яйца, но потом разбрасывали их без толку, переносили с места на место и в конце концов губили. Ни одна так и не смогла обзавестись семьёй.