То же, что сплачивает массу муравьёв в единство, представляющее одно из наиболее совершенных творений живой природы, даёт тысячам чужеродных видов возможность проникать, внедряться в семью, жить за её счет. То же, что сделало муравьёв столь сильными, превратилось в источник их слабости. То же, что позволило муравьям завоевать почти всю сушу, лишило их возможности поддерживать порядок в собственном доме.
Отвечая одному из многочисленных своих корреспондентов, И.В.Мичурин предупреждал: «Муравей — насекомое очень развитое, смышлёное и чрезвычайно хитрое». Это написано в сердцах, причём написано человеком, который знает, как нелегко защитить плодовые деревья и кустарники от некоторых садовых муравьёв. Чего стоит не раз упоминавшийся садовый мураш Лазиус нигер со своими тлями! Справочники единодушно признают: «В садах и огородах он царит безраздельно, и если ему не мешать, то он в короткое время завладевает значительной площадью». Здесь полезно вспомнить несколько самых простых опытов, дающих представление о «развитии смышлёности и хитрости» садовых мурашей.
Фуражира Лазиус нигер перенесли на чашечку, в которой лежали две муравьиные личинки. Он немедля взял одну, отнёс в гнездо и вскоре вернулся. За это время в чашечку подложили ещё личинку, так что когда муравей добрался к цели, он снова нашёл двух личинок. Как и в первый раз, он взял одну и унёс её в гнездо, откуда опять быстро явился за второй. Но пока он бежал, в чашку положили ещё одну. Короче, муравей, поставленный в условия, о которых сказано: «Таскать вам, не перетаскать!», за два часа перенёс в гнездо более 20 личинок, демонстрируя, таким образом, незаурядные терпение и старательность.
Назавтра опыт повторили, причём теперь муравей уже целый день без отдыха таскал личинок в гнездо. Послезавтра Лазиус сам пришёл к чашечке и вновь принялся за дело. После нескольких рейсов его задержали в гнезде, закрыв выход. Через три часа, когда выход открыли, муравей опять поспешил к чашечке с личинками. Теперь здесь лежали не две, как раньше, а целый пакет личинок. Муравей потоптался вокруг, затем, не захватив ни одной, опрометью понёсся домой, и вскоре из гнезда к чашке двинулась целая экспедиция.
Итак, даже после перерыва Лазиус может вновь находить однажды открытое им место, а в случае необходимости способен вызывать из гнезда подмогу.
Когда в сходном опыте на чашечку с пакетом личинок перенесли трёх снятых с арены меченых муравьёв, каждый взял по личинке и унёс в гнездо. Один, правда, больше не показывался на чашке, но другие два стали регулярно возвращаться и по одной относили личинок. Первый сделал ещё 78 рейсов, второй — 186! Стоит добавить, что первый четырежды, а второй пять раз приводил с собой других, немеченых муравьёв, которых, однако, задерживали, не давали им вернуться в гнездо.
Попробуем чуть усложнить опыт с нашими двумя муравьями. Доставим первого на поставленную справа от арены стеклянную плошку всего только с тремя-четырьмя муравьиными личинками, а второго — на плошку слева, где уже 300-400 личинок. Сами плошки, разумеется, одинаковы, находятся на одинаковом отдалении от гнезда, одинаково освещены и т.д. Побегав вокруг плошки, каждый муравей берёт в жвалы по личинке и семенит в гнездо, а через некоторое время оба выбегают обратно. Поскольку фуражиры заранее помечены, можно убедиться, что возвращаются они к «своим» плошкам, где однажды побывали. И опять оба уносят по личинке, после чего в плошки подкладывают новых, так что запас их не уменьшается.
Наблюдения продолжаются в общей сложности 111 часов, в течение которых меченые муравьи возвращаются к своим чашкам: первый более 500, второй около 700 раз. При этом второй привёл с собой на подмогу в общей сложности в пять раз больше муравьёв, чем первый. И этих завербованных убирали с плошек, не давали им вернуться в гнездо. Ведь, если б этого не делать, они навербовали бы здесь столько муравьёв, что учёт посещаемости приманок стал бы невозможен.
Опыт был повторен десятки раз и неизменно подтверждал: хотя фуражир приносит за один приём в гнездо, как правило, только одну личинку, реакция семьи на полученную каким-то образом от фуражира информацию всё же соразмерена с объёмом обнаруженной добычи. Таков был первый существенный вывод.
Но вот опыт, на этот раз с муравьями-жнецами, осложнили: давно освоенный путь к приманке перегорожен препятствием. Небольшое остродонное корытце, вдавливают в землю поперёк муравьиной тропы и заполняют водой. Движение на трассе сразу прерывается, и на широких сторонах корытца начинают собираться муравьи: тут — бегущие порожняком из дому, там — груженые, возвращающиеся в гнездо. Муравьи с обоих берегов канавки принимаются искать обходный путь и в зависимости от ширины преграды раньше или позже встречаются на узких торцовых стенках канавы. Движение, наконец, восстанавливается, муравьи обходят, обтекают помеху; причём гружённые кормом, возвращающиеся домой, всегда более инициативны, более настойчивы, более быстры и находчивы.
Хотите убедиться в этом? Едва движение на трассе прервано и муравьи начинают накапливаться на берегах канавки, перебросьте через неё мостик — травинку; и станет ясно, что фуражиры с правого и левого берега ведут себя по-разному. Те, что шли с грузом, первыми находят мостик, перебегают и, расталкивая муравьёв на другом берегу, спешат домой. А порожние, ещё только вышедшие на промысел, ощупывают стебелёк усиками и ножками, но ни один им не воспользуется. Может быть, они «уступают дорогу» гружёным: неизвестно, мол, добудем ли мы что-нибудь, а эти уже с кормом для семьи? Мысль стоит того, чтоб её проверить. Перебросим рядом с первым стебельком ещё один. Теперь здесь уже два моста, и оба захватываются гружёными, бегущими домой; порожние и не вступают на них.
Остаётся проверить ещё одну догадку. Не может ли быть, что гружёные потому и покинули гнездо раньше, что они вообще активнее, расторопнее, смышлёнее, как писал И.В.Мичурин, а вышедшие позже, всё ещё порожние, муравьи как на подбор флегматики, увальни, ленивцы? Это, конечно, явная натяжка, но для порядка проделаем ещё один опыт: пометив краской сотню порожних фуражиров, перенесём их на второй берег и здесь выпустим. Как они пускаются в бег! Словно спешат наверстать потерянное. Но дело объясняется, конечно, проще: движение здесь слабее, они и гонят. А через несколько времени фуражиры, перенесённые на второй берег канавки, уже толкутся в толпе с грузом и один за другим перебегают мостки, на которые ещё недавно не решались вступить.
Видимо, именно добыча, заготовленная для семьи, делает тугодумов находчивыми, флегматиков — расторопными, робких — смелыми. Это тем любопытнее, что жнецы доставляют корм в гнездо не за один рейс, не прямым маршрутом, а в несколько приёмов, через перевалочные базы. Груз добыт, заготовлен одним муравьём, домой его приносит другой. Даже если это корм жидкий, жнец опорожняет зобик, отдаёт содержимое встреченному на дороге и налегке возвращается за новой порцией. Приёмщик же с полным зобиком спешит к гнезду.
Такая система провиантирования удобна уже тем, что сводит к минимуму поиск мест взятка: муравьи сюда добираются по знакомой дороге, по своим следам. И чем чаще это делают, тем успешнее. Способность возвращаться по собственному следу бывает у фуражиров необычайно развита. Лучшее тому доказательство — душистые муравьи Лазиус фулигинозус.
Не так уж трудно найти в саду или на опушке лиственного леса почти прямую тропу этого муравья. Цепь блестящих смоляно-чёрных фуражиров тянется за кормом, рядом навстречу им движется вторая цепь — гружёных, с добычей. Цепи бегут безостановочно. Стоит, однако, два-три раза перечеркнуть линию трассы пальцем, и муравьёв, которые только что так уверенно семенили в обоих направлениях, охватывает необычное смятение. Похоже, как в опыте с корытцем, что нить, связывавшая гнездо с местом, откуда фуражиры черпали корм, явно разорвана, разведён мост, по которому шло движение.