— Утешайтесь своими желаниями… Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало…
Споры были упорные и доходили до озлобления. Злейшими нашими противниками были меньшевики Кунин и Чаплинский. Эсеры смотрели на нас с пренебрежением, называя нас узкими догматиками, развёртывающееся рабочее революционное движение туго доходило до их сознания как грозная движущая сила революции.
Я написал небольшую статью о характере революционного движения, и когда её стали читать, то эсеры злобно стали её высмеивать, — это относилось ко мне, как к автору статьи. Их возмущала не сама статья, а то, что я осмелился написать её: «Берутся писать политические статьи, а в грамоте дальше букваря не заглядывали…» Дискуссии четырнадцатой камеры всегда находили широкий отклик в других камерах коллектива, но там споры не носили такого бурного, озлобленного характера. Занятые в мастерских с утра до вечера люди уставали, и потому там дискуссии проходили не так заострённо.
Политические дискуссии отражались и на наших внутренних вопросах, хотя и менее важного, но принципиально-политического порядка. Выплывали старые неразрешённые вопросы: взаимоотношения с администрацией, дача честного слова и т. д.
Большевистская группа пользовалась всякими поводами, чтобы поднимать и заострять эти вопросы и втянуть в дискуссию рядовые массы коллектива.
Вопросы поведения политических в условиях каторги мы выдвигали как глубоко принципиальные, революционного и этического порядка. Мы указывали, что политическая каторга Александровского централа, благодаря последовательной оппортунистической политике эсеро-меньшевистского руководства коллективом, стала терять своё революционное лицо и что коллектив под влиянием этой политики скатывается к обывательскому благополучию, теряя постепенно революционную сопротивляемость и революционную принципиальность. Мы указывали, что ловкая политика умного и хитрого тюремщика Снежкова, построенная на компромиссах с политическими, обезличивала коллектив и разлагала его как революционную силу, делала его неспособным к принципиальному революционному подъёму. Большевики указывали, что в случае установления репрессивного режима в централе коллектив окажется к нему не только не подготовленным, но и разложенным, и при первых же ударах он неизбежно развалится, и большинство коллектива, лишённое революционной заострённой настороженности, неизбежно подчинится любым унижениям, и коллектив перестанет существовать как революционная сила.
Твёрдо стоя на этой позиции, большевистская группа настойчиво вела борьбу против оппортунистических отношений во всех областях жизни коллектива и старалась группировать вокруг себя всё революционно-активное, что было в коллективе, стараясь влиять на отдельных членов коллектива, внушая им вредность и опасность пользования льготами в условиях каторги, полученными от тюремной администрации не в порядке революционной борьбы, а в порядке анти-революционных, оппортунистических соглашений. Мы указывали им на вредность пользования материальной помощью со стороны буржуазии, хотя бы и либеральной, и настаивали на отказе от этой помощи.
Однако льготы, которыми пользовались политические коллективы, являлись таким грузом, от которого большинство членов коллектива не желало освободиться, наоборот, наши установки вызывали со стороны этого большинства, возглавляемого меньшевиками и эсерами, жесточайшее сопротивление. Особенно среди всей массы коллектива надёжнейшей опорой оппортунистической политики являлись беспартийные политические: аграрники, военные и участники восстаний, не бывшие в партиях. Для этой части коллектива наши принципиальные требования никакой ценности не представляли, а, наоборот, в условиях каторги грозили потерей тех льгот, которые делали жизнь сносной. Эсеровско-меньшевистский актив, опираясь на эту удовлетворённую обывательским благополучием массу, отражал все наши принципиально-политические атаки, характеризуя нашу борьбу с оппортунизмом руководства перед коллективной массой как бузотёрство.
— Мы не верим в искренность этой бузотёрской группы. Они принципиальны потому, что благодаря своим большим срокам не имеют возможности выходить на работы, поэтому для них неприемлемы и компромиссы и дача честного слова администрации и т. д. Если бы эти возможности были доступны, то вся их принципиальность быстро бы улетучилась…