Выбрать главу

Наша большевистская группа считала возможность мировой войны реальной, но ставила возможность её исключительно в зависимость от поведения пролетариата в разных странах. Мы ссылались на возрастающее революционное движение в России, которое может перерасти в открытые революционные бои. Это обстоятельство может изменить обстановку, и Россия может оказаться вне войны.

Как видно, оценка предвоенной ситуации была неверно формулирована и нашей большевистской группой. Мы переоценили силу разворачивающегося революционного движения в России, как фактора, противодействующего войне.

Желала ли политическая каторга участия России в войне?

Безусловно, большинство политической каторги России желало, чтобы самодержавная Россия ввязалась в войну. Все считали, что война неизбежно приведёт вначале или в результате к изменению политического строя. Играли роль и субъективные моменты: каждый ждал, что война так или иначе изменит его каторжное положение.

Когда мы получили известие, что царское правительство объявило Германии войну, что идёт всеобщая мобилизация, что стачки везде прекратились и революция идёт на убыль, буквально все растерялись, как будто на нас рухнуло с большим трудом построенное здание. Срыв революции, что называется, подшиб нас всех.

Было видно, что революция отходит в неизвестное будущее, что пролетариат неизбежно втянется в войну, раз социалистические партии всех враждующих стран заявили о своём активном участии в ней. И кто может сказать, удастся ли скоро повернуть рабочий класс на путь революционной борьбы, если война закончится для России успешно?..

Первые дни прошли в полном смятении: не было даже дискуссий… Получаемые с воли сведения хотя и были противоречивы, но свидетельствовали они о том, что война факт, срыв революции также факт, и что она внесла полное замешательство во все слои политической общественности.

Лишь через несколько времени, когда война уже вошла в свои права, наше сознание начало воспринимать это катастрофическое событие с относительной ясностью и спокойствием. Начало намечаться принципиальное отношение различных партий и групп к войне… Нападение Германии на Бельгию послужило зеркалом, в котором со всей яркостью отразились принципиальные позиции всех партийных и политических группировок коллектива не только к участию России в войне, но и к военно-политической ситуации всех участников войны. Наступление немцев на «беззащитную» Бельгию, разрушение Реймского собора оказалось достаточным аргументом, чтобы осудить «немецкие зверства» и откровенно приобщиться к лону защиты «европейской культуры» против немцев, хотя бы и под руководством российского самодержавия.

В дальнейшем эти позиции получили более «солидную» аргументацию. «Выяснилось», что немцы намереваются колонизировать Россию и что они первые на неё напали, а отсюда само собой разумеется, что Россия, какая бы она ни была, обязана защищаться, а отсюда и логический вывод, что «мы ведём оборонительную войну» и потому обязаны её поддерживать и принимать в ней активное участие.

— Мы за оборону России, против немецкого империализма, — чётко заявили эсеры и меньшевики.

— Мы за поражение России… За быстрейшее разложение царизма. За немедленную революцию, — отчётливо заявляла большевистская группа.

Мы зло высмеивали меньшевиков и эсеров, особенно первых:

— Верны до гроба… — напоминали мы им их вечные альянсы с буржуазией.

На первой же длительной дискуссии по вопросу об отношении к войне мы в чёткой формулировке изложили свою позицию. Вот как освещает нашу позицию бывший эсер т. Фабричный, ведавший библиотекой каторги:

««Пораженцы» возражали, говоря, что война вызвана буржуазией, что это борьба за рынки, за мировое господство, что пролетариату здесь делать нечего, и указывали на интернациональные интересы рабочих и т. д.

«Пораженцы» нашли себе обоснование и подкрепление в циммервальдской конференции… Помню хорошо, что четырнадцатая камера была всегда более лево настроена, и в вопросе о войне она в большинстве своём держалась пораженчески».

В качестве пораженцев выступали поляки и часть украинцев, но они мотивировали свою позицию исключительно националистическими целями:

— Мы за культурную Германию и за поражение деспотической России…

Мы сейчас же их посадили на одну полочку с оборонцами, хотя они с возникновением войны искренне возненавидели друг друга.