В четырнадцатой камере пораженческая группа была весьма сильной. К нам примкнула порядочная группа рядовых эсеров и анархистов, впоследствии целиком влившаяся в коммунистическую партию. Но в коллективе пораженцы имели меньший удельный вес, чем группа патриотов-оборонцев. Была ещё третья группа, состоявшая преимущественно из интеллигенции, называвшая себя «нейтралистами». Эта группа играла весьма жалкую роль; входили в неё так называемые «меньшевики-интернационалисты» и несколько эсеров. Во главе этой группы стоял бывший меньшевик-«интернационалист» Хаим Пестун. Эта группа долго не могла найти своей позиции и всё время болталась между пораженцами и оборонцами и, наконец, решительно уселась между двумя стульями: «Мы интернационалисты, мы против обороны и против поражения. Мы игнорируем войну, мы нейтральны». Прозвали эту замечательную группу «коллектив бесхребетных» Мы ещё не получили сведений с воли о том, как произошла расстановка общественно-политических сил в результате объявления войны: имели только общего характера слух, что большинство социалистов за поддержку войны… Естественно, что мы с нетерпением ожидали, что принесут нам политические журналы.
Наконец получились журналы «Русское богатство» и «Современный мир». Оборонцев-меньшевиков вполне удовлетворила позиция «Современного мира». Единомыслие получилось исчерпывающее, и меньшевики были довольны, что их позиция явилась отражением позиции всей их партии. Эсеры были не довольны позицией своего журнала.
«Русское богатство» не дало чёткой формулировки своей позиции, лишь намёками говорило о необходимости защиты родины и т. д.
Осенью и мы получили подтверждение наших позиций в «Социал-демократе» в манифесте ЦК, где ясно указывался путь революционной борьбы в условиях мировой войны и где ясно говорилось: «Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом коммуны и вытекающий из всех условий империалистической войны между высокоразвитыми буржуазными странами».
Этот манифест окончательно укрепил наши позиции, и мы непримиримо дрались за них за всё время нашего пребывания на каторге и на воле, пока Октябрьская революция не сняла этого вопроса с порядка дня в России.
До войны большевистская группа в коллективе была самой маленькой… Восемь человек в четырнадцатой камере и четыре человека в других камерах (Лоренц, Трофимов и ещё двое) — вот и всё. Двенадцать человек на двести — соотношение сил было весьма не в нашу пользу. Мы ещё в четырнадцатой камере действовали группой, а остальным же товарищам, разбитым по другим камерам, приходилось выдерживать борьбу в одиночку…
Война совершенно изменила обстановку. По вопросам войны мы имели весьма значительный вес: пораженцев в четырнадцатой камере насчитывалось свыше двадцати человек, не включая националистических групп. Наши одиночки в других камерах тоже обволоклись значительным слоем пораженчески настроенной публики, особенно из рабочей среды.
Если до войны в дискуссиях коллектив разбивался по строго партийным группам, то во время войны, когда все политические вопросы тесно переплетались с войной, в дискуссиях коллективная масса группировалась по признаку отношения к войне, и мы уже стали являться такой значительной силой, что руководству коллектива приходилось делать весьма большие усилия, чтобы отражать наши атаки по тем или иным политическим вопросам. Часть пораженцев других партий, объединившихся с нами, примкнула к нам крепко и впоследствии навсегда перешла к большевикам, но война у нас отняла одного из энергичных большевиков, рабочего Андреева. Непостижимо было, как такой непримиримый большевик, выдержавший чудовищную борьбу в застенках различных каторжных тюрем, вдруг ни с того, ни с сего сделался патриотом.
На наши вопросы, почему с ним такое случилось, он давал один и тот же ответ:
— Если поляки и хохлы пораженцы, то я патриот…
Какие глубокие причины потрясли его сознание, так и осталось для нас тайной.
Пораженчество четырнадцатой камеры было довольно неожиданным для руководства коллектива и грозило всякими политическими неприятностями в будущем.
Играя передовую политическую активную роль в коллективе, четырнадцатая камера теперь имела все основания возобновить свои прежние политические атаки на руководство и с большим успехом, чем прежде. Поэтому оборонцы старались ослабить наши позиции путём дискредитирования нас в глазах рядовых масс коллектива.