— В Питере всеобщая политическая стачка протеста против суда над кронштадтскими моряками. Бастуют полтораста тысяч человек.
— Провокация! — завопили оборонцы.
— Слушай, слушай дальше: столкновение рабочих с полицией на Выборгской стороне.
— Провокация! — орут оборонцы.
— Не мешай, не мешай, буржуазные прихвостни! Читай, читай дальше.
— На поддержку рабочим выступили солдаты 181-го запасного полка.
— Ложь, ложь, провокация, долой!
— Слушайте, слушайте дальше!
— Путиловцы устроили на заводе огромный митинг, вызваны были конные жандармы, которые набросились на рабочих. Проходившие мимо ополченцы по призыву рабочих вбежали в завод и бросились на жандармов со штыками. Жандармы ускакали с завода, рабочие разошлись. Идёт суд над матросами Балтийского флота, принадлежащими к «военной организации» при Петербургском комитете РСДРП (б).
Известие и обрадовало и ошеломило нас… неужели уже революция?
Даже «болото» заколыхалось и начало издавать хотя трусливые, но членораздельные звуки:
— Конец! Ясно то, что монархия шатается. Революция идёт, несомненно. Только задавят, задавят немцы, не дадут.
— Нет, нюхать будут ваше вонючее болото, целоваться с вами будут, — набрасывались на них оголтелые патриоты, — они пропишут вам революцию.
Но мы радовались. Долго с болезненным напряжением мы ждали, когда по-настоящему раскачаются рабочие. Продовольственные беспорядки, частичные стачки, немедленно же подавляемые суровыми мерами, хотя и свидетельствовали о глубоком кризисе и недовольстве широких рабочих масс, всё же это казалось ещё далеко до революции. Многомиллионная армия ещё молчала и терпеливо мучилась на фронте. А от её поведения, от её настроения зависел успех победы или поражения революции.
И когда мы услыхали первые вести об активной поддержке солдатами питерских рабочих, мы уже не сомневались, что движемся к скорому концу, что атмосфера провокации, лжи и предательства, спекуляции и безудержного грабежа широких рабочих и крестьянских масс скоро взорвётся, и, кто знает, может быть, самодержавие, этот колосс на глиняных ногах, будет наконец свален!
Декабрь был весьма морозным, и в четырнадцатой стало невозможно жить. Мы потребовали перевода нас в другую, более тёплую камеру. Нас перевели в 19 камеру, более просторную и тёплую. Было хотя и холодно, но всё же немного теплее.
В декабре получили известие, что Германия предложила России заключить с ней мир.
— Ага, прёт немцев, — торжествовали патриоты, — пардону запросили. И пораженчество ваше им не помогает.
— С испугу это они. Вас, оборонцев, испугались. Откажитесь?
— И откажемся…
Царское правительство не видело надвигающейся для себя грозы, не воспользовалось случаем и отказалось от предложения Германии заключить мир, хотя положение внутри России было настолько угрожающим, что даже кадет Милюков, выступая в Государственной думе, с тревогой заявлял, что «атмосфера насыщена электричеством, в воздухе чувствуется приближение грозы». В это время Антанта, включая и Россию, заявила о своём категорическом отклонении германских предложений.
1916 г. закончился убийством Распутина, стачкой иваново-вознесенских текстильщиков, сормовских и тульских металлистов и разгромом продовольственных лавок во всех крупных промышленных городах.
Наступал 1917 год.
1917 год
Новый 1917 год мы встретили весело. Митьке Мельникову прислали полпуда жареной конины, и мы устроили на всю камеру «пирушку». Патриоты, пораженцы и «болото» — все объединились и торжественно скушали жареное стегно лошадки. Только несчастный Проминский, сердито звеня кандалами и истекая слюной, топтался по камере: его желудок не принимал такого «деликатного» кушанья, и он вообще питался только «пепсином».
Новый год, как и все старые русские «новые года», окончился у нас скандалом.
Поздно вечером, когда уже просвистел свисток надзирателя ложиться спать, некоторые с приятным чувством сытости отошли ко сну, а некоторые продолжали сидеть, писали или читали, как это обычно делали каждый вечер. Я улёгся спать.
Вдруг у двери раздался громкий и сердитый голос:
— Па-а-че-му вы не спите? А-а? Почему не спите? Я спрашиваю вас! Ложись спать!
Я соскочил с постели. Смотрю у двери, уцепившись руками за решётку, стоит помощник начальника и заставляет сидевших ложиться спать. Сидевшие не обращали на него внимания и продолжали заниматься своим делом. В таких случаях выступал только староста, остальные не вмешивались.