Новая власть на селе решала все свои вопросы самостоятельно и порвала все связи с губернским управлением. Некоторые волости прекратили своё существование, объединившись в районы. Районы не связались с губернским центром, это обстоятельство ударило по связи эсеров с деревней, которые устроили из губернского управления свой штаб связи с крестьянством.
Не получая ни от одной волости сведений, не получая ответов на свои вопросы или получая свои запросы обратно без ответов, эсеры недоумевали, что делается с волостями, куда они провалились. В это время исполнительный комитет общественных организаций получал от волостных и каких-то неизвестных эсерам районных съездов крестьян постановления о прекращении войны. Все эти обстоятельства эсеров встревожили. Тимофеев вспомнил, что он мне выдал мандат и деньги на поездку по крестьянам.
— А ведь это дело рук Никифорова. Надо прекратить его безобразия.
Эсеры решили послать за мной в погоню комиссара губернского управления Яковлева, ставшего во время директории и колчаковщины губернатором Иркутской губернии. Яковлев целую неделю гонялся за мной. Наконец, нагнав меня в одном из глухих бурятских улусов, он потребовал, чтобы я вернулся в Иркутск.
Я ему в этом отказал и заявил, что буду продолжать свою работу, пока не окончу объезда.
— Я тебя тогда арестую.
— Попробуй.
— Слушай, ты разрушил волостные организации, и мы потеряли все старые связи с крестьянством. Губернское управление не может получить ни одной справки от волостей.
— Мы как будто губернаторов уничтожили, на кой чорт нам губернское управление. Мужики едва ли согласятся вновь ему подчиняться. Поговори на этот счёт с ними.
— Я знаю, что крестьяне ненавидят губернское управление, но ведь других-то руководящих учреждений у нас ещё нет…
— Соберём съезд и выберем руководящие учреждения.
— А потом насоздавал какие-то районы. Кто дал тебе право это делать?
— А вот… в мандате ясно сказано: «для реорганизации волостной и сельской власти». Ну, я и реорганизую. Даже собственно не я, а мужики сами это проделывают да ещё с каким энтузиазмом! Всех своих старшин по каталажкам рассадили.
— А потом насчёт войны сбиваешь их. Постановления эти нелепые. Вообще тебе надо это дело прекратить.
— Нет, я не прекращу, закончу обьезд и 10 апреля созовём съезд, крестьяне уже делегатов выбирают.
— Как десятого съезд?! Почему ты с нами этого вопроса не согласовал?
— Не успел. Приеду, доложу об этом исполнительному комитету.
— Так ты, значит, не прекратишь объезда?
— Нет, не прекращу.
— Тогда я с тобой поеду.
— Поедем. Кстати я сегодня в Баяндаях районный съезд назначил.
Вечером мы были на Баяндаях. Уполномоченные от крестьян уже съехались и собрались в волостном исполкоме. Я выступил с обширным докладом, хотя все присутствующие уже и слышали мои выступления, однако слушали с большим вниманием. Самое большое внимание я уделил войне и необходимости её прекращения. Крестьяне одобрительно и дружно поддакивали. Когда я кончил, слова попросил Яковлев.
Сначала Яковлев говорил тоже о значении революции, потом насчёт реорганизации волостей, что слишком торопливо, мол, это дело решается, надо бы подождать указания из центра и т. д.
Мужики хмурились и недовольно ворчали.
— Што же это… опять волости хочет… може и урядников опять…
Дальше Яковлев перешёл к войне, мужики затихли.
— Товарищи, вот товарищ Никифоров призывал вас высказываться за прекращение войны. Мы, понятно, тоже не за войну, надо её поскорее кончить, но кончить не так, как предлагают вам, т. е. во что бы то ни стало. Так нельзя. Мы не можем изменить союзникам и заключить с немцами мир, это будет значить, что немцы побьют союзников, а потом навалятся на нас. Надо победить немцев, а потом и кончить войну.
— Это што же, воевать значит? — зашумели мужики. — Как же это? Последних работников, значит, забирать. Когда же конец-то? Нет, мы не согласны.
— Давай, голосуй, что зря шуметь-то, — предложил я.
— Правильно! Голосуй! Постановим и баста! Зачем нам война! Довольно, навоевались… Работникам домой пора!
Съезд принял резолюцию за немедленное прекращение войны. Яковлев сидел темнее тучи. Настроение крестьян к войне было настолько непримиримым, что он отказался от дальнейших выступлений и уехал в Иркутск.
— Вы к десятому помещение для делегатов съезда приготовьте!
— Ладно, всыпем тебе на этом съезде.