Я поглядел на свиную рожу «шкуры» и ничего не ответил. Положил вещевой мешок возле указанной мне койки и стал укладываться спать.
В машинных ротах народу было не особенно много, большинство находилось ещё в плавании. В строевых ротах народу было больше: 1-я и 2-я роты были в полном составе: они обслуживали главным образом дворцовые мелкие пароходы, катерные и гребные суда, потому и кампанию окончили раньше нас. Моё появление в роте с необычной аттестацией поднадзорного вызвало со стороны матросов ко мне внимательное отношение. Они с любопытством расспрашивали у меня, производился ли нам допрос перед нашим списанием с яхты и угрожает ли нам суд. Я им рассказал, как произошло наше изгнание с яхты: никто нас не допрашивал, и неизвестно, угрожает нам суд, или нет. Тут же решили связаться с экипажными писарями и прощупать, что на наш счёт там предпринимают.
— Так это дело не пройдёт: тебе обязательно уходить надо. Кронштадцев вон тянут, — говорили некоторые матросы.
Но я решил ждать, пока что-либо не выяснится. Соображения братвы и мои я сообщил во 2-ю роту. Оттуда мне ответили: «Подождём».
В защиту кронштадтцев
Ротный надзор первые дни был очень строг: запрещено было без разрешения выходить даже на двор экипажа. Связь с партией всё же не прерывалась, матросы по очереди брали отпуска и держали связь с представителями военной организации, а также дежурили у Совета рабочих депутатов и приносили нам все новости о его работе. Литературы приносили под шинелями целые охапки. Мы тут же её распределяли: часть по ротам, а часть отправляли на яхту.
1 ноября в экипаж пришёл представитель военной организации, принёс постановление Совета рабочих депутатов о политической забастовке в знак протеста против предания кронштадтцев военно-полевому суду, а также обращение к гарнизону. Представитель передал мне приказ военной организации, чтобы я организовал выступление гвардейского экипажа с письменным протестом против предания полевому суду кронштадтцев.
В этот же вечер в 1-й строевой роте мы устроили митинг. Собрались почти все матросы и много унтеров. Прибежал, запыхавшись, «шкура» — старик-фельдфебель 1-й роты, но его как-то незаметно вытеснили в коридор и указали, что ему выгоднее ничего не видеть, а то ему же попадёт от начальства. На митинге я зачитал постановление Совета и воззвание к гарнизону. Оба эти документа были весьма кратки и сводились к следующему:
«Царское правительство продолжает шагать по трупам, оно предаёт полевому суду смелых кронштадтских солдат армии и флота, восставших на защиту — своих прав и народной свободы Оно закинуло на шею угнетённой Польше петлю военного положения.
Совет рабочих депутатов призывает революционный пролетариат Петербурга посредством общей политической забастовки… посредством общих митингов протеста проявить свою братскую солидарность с революционными солдатами Кронштадта и революционным пролетариатом Польши. Завтра, 2 ноября, в 12 часов дня рабочие Петербурга прекращают работу с лозунгами:
«Долой полевые суды! Долой смертную казнь!» Солдаты петербургского гарнизона!
Мы, делегаты Совета рабочих депутатов Петербурга, объявляем политическую забастовку 2 ноября.
Наше требование: освободить немеленно кронштадтских матросов и солдат от смертной казни.
Солдаты и матросы! Рабочие поднимаются за ваших братьев, которых хочет замучить царское правительство.
Подадим же друг другу руки и спасём наших братьев матросов, которым грозит смерть».
Когда я окончил чтение, поднялся гул:
— Правильно Совет говорит! Всем надо вместе! Рабочие будут бастовать, а мы что? Выручать надо кронштадтцев!..
Галдели по-матросски, долго и беспорядочно: выступали исступлённо, с ненавистью невыразимой и злобой; выступали много. Наконец мне удалось взять слово и зачесть состряпанную тут же, на митинге, нашим кружком резолюцию, которая с поправками превратилась в воззвание, которое было митингом принято. В дополнение матросы потребовали, чтобы к резолюции были прибавлены требования, которые «Полярная Звезда» предъявила царю; это тоже утвердили. Митинг ещё долго продолжался, но мы, поднадзорные, разошлись по своим ротам.
Я утром же отправил резолюцию митинга в военную организацию ЦК. Военная организация в тот же день выпустила её особой листовкой, в таком виде:
«Российская социал-демократическая рабочая партия.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Мы, матросы Гвардейского экипажа, возмущённые поведением царского правительства по отношению к нашим кронштадтским товарищам, с безжалостной жестокостью расстреливающего славных борцов за свободу, мы присоединяемся к требованиям товарищей матросов Кронштадта и объявляем, что будем бороться до тех пор, пока наши желания и желания всего народа не будут выполнены. Когда мы найдём нужным, когда сорганизуемся и будем готовы для решительной битвы, мы будем с оружием в руках отстаивать наши права и права народа. Теперь мы объявляем протест против расстрела наших товарищей в Кронштадте и поддерживаем этот протест нашей забастовкой. Кроме того мы требуем предоставить матросам и солдатам право жить по-человечески, а для этого считаем необходимым следующее: