— Ну, что это за люди. Вот «установки у нас твёрдой нет», это ты правду сказал: почему, когда всеобщая забастовка была, мы не выступили?
— А могли ведь. Кронштадт вон как шумел. И требования были уже подготовлены, а проморгали вот… Чего-то не хватает… А пора бы уж научиться… Получилось, что настегали нас порядком…
Волнение, вынесенное с митинга, ещё не улеглось, в горле пересыхало, тёплый чай не утолял жажды.
Ничего, брат, ещё не один раз нас стегать будут. Но и мы стеганем, придёт наша пора…
— Правильно, стеганем… — поддержал Николай Шеломенцева, — лишь бы не подстрелили до времени.
— Стеганем-то стеганем, а вот с братвой как? — обратился я к Шеломенцеву.
На митинге ясно вопроса не разрешили, как выйти из положения без больших убытков.
— Да, надо доработать то, что наметили на митинге. Чего потребуют от вас власти? — спросил Николай.
— Чего… Потребуют сдать оружие, а потом на «баржу» и в Кронштадт. А голову под арест и под суд… По слухам, так решено.
— Да-а, не важно. Попытаться разве демонстрацию солидарности устроить? Рабочие, пожалуй, поддержат, не все, понятно: тоже надергались за последнее время. Устали.
Мысль Николая нас обрадовала: на самом деле, демонстрацию надо устроить. Братва ободрится, в если придётся сдаться, то всё же веселее будет. Можно продержаться до крайнего предела, не допуская до штурма…
— Если действительно удастся устроить демонстрацию, это сильно облегчит наше положение, и ликвидация конфликта произойдёт организованно. Правительство большого шума поднимать не решится. А можешь ты это устроить?
— Могу, — ответил Николай, — устрою.
Возвращение команды с «Полярной Звезды»
Положение 14-го экипажа тяжёлой заботой лежало на сердце: прорывы в матросском движении, какие-то неуловимые недочёты, приводившие нас к тупикам, тревожили нашу мысль. Листки и литература не давали ясных ответов на практические вопросы нашего движения.
Во второй половине ноября возвратилась в экипаж команда «Полярной Звезды», команда с колёсной яхты «Александрия» и с других судов. Свежего народа в экипаж влилось человек восемьсот. Оживление в экипаже сильно поднялось. Первые дни на учёбу не дёргали, и братва спокойно отдыхала.
Рассказывали, что после снятия нас с яхты ждали притеснений, однако всё оставалось по-старому: клуб, литература не запрещались, пища оставалась хорошей, только дисциплина была немного подтянута. Боцман Шукалов присмирел окончательно и команду не притеснял. О старшем офицере ничего не было слышно; по-видимому, на яхту не вернётся…
С приходом команды работать стало легче: прошедшая небольшую школу борьбы матросская масса старалась держать себя в экипаже непринуждённо и не роняла приобретённого престижа. «Шкуры» косились и ворчали. Однако по приказу начальства, старались отношения сглаживать и не задирались. Офицеры в роты наведывались не часто, но «шкуры» торчали в ротах неотлучно.
Команда ещё не растеряла своей революционной энергии и охотно втягивалась в политические разговоры. В городе матросы чутким ухом ловили отзвуки крестьянских и солдатских бунтов и, переваривая их с впечатлениями бурлящей жизни столицы, несли всё это в экипаж и выкладывали перед жадной на слух матросской аудиторией.
Ротные наши кружки пополнились, а партийное ядро сильно возросло. Пекарня приобрела авторитет и не раз видела в своих стенах собрание актива человек по пятьдесят. Военная организация именовала нашу партийную группу «с.-д. группой Гвардейского экипажа» и старалась ориентировать на нас матросское движение петербургских экипажей.
Бунт в 14-м экипаже
14-й экипаж продолжал отсиживаться. Для разговора с мятежными матросами приезжал начальник морского штаба фон Нидермиллер. Матросам было предложено очистить казармы и выехать в Кронштадт. Экипаж отказался, заявив, что матросы согласятся переехать в Кронштадт только тогда, когда там будет снято военное положение.
23 ноября рабочими нескольких заводов была устроена перед 14-м экипажем демонстрация поддержки. Рабочие прошли с красными флагами, с оркестром музыки мимо экипажа и прошли мимо расположившихся у Крюковского канала правительственных войск, приготовленных для штурма 14-го экипажа.
Матросы высыпали на крыльцо и весёлым «ура» встретили демонстрацию. В форточки окон были выкинуты красные флаги.
Демонстранты кричали матросам:
— Берегите силы! Не давайте себя разбить! Долой насильников!
Последующие попытки офицеров экипажа уговорить матросов подчиниться не привели ни к чему. В три часа ночи приготовленные для штурма части были подтянуты к экипажу. У Крюкова моста была установлена артиллерия. Однако начальство ночью штурмовать экипаж не решилось. Ночь закончилась спокойно.