К заводу по шоссе вслед за экипажем ехали два верховых стражника.
В городе мы задерживаться не стали и, пройдя пешком на соседний разъезд, уехали в Харьков.
Получив в Харькове явку на Самару и немного денег, мы решили пройти дальше некоторое время пешком и позондировать настроения рабочих на мукомольных мельницах, находящихся по пути вдоль железной дороги.
Взяв в руки наши узелки с бельём и хлебом, мы двинулись вдоль железнодорожного пути. На одной из мельниц рабочие угостили нас чаем. Мы опрашивали насчёт условий труда, о зарплате. Обычным явлением была двойная смена; работали по двенадцать часов в смену. Зарплата — от пятнадцати до двадцати пяти рублей в месяц. Хотя по внешнему виду и мы не отличались от обычного рабочего, всё же рабочие чуяли в нас людей, с которыми можно поговорить и кое-что узнать. А желание знать было весьма велико. Раскаты революции ещё давали себя знать. Стачки, как пламя, вспыхивали в разных местах и подмывали рабочую братию. Разговоры о политике заводились осторожно и издалека:
— Стражники вот у нас появились, ингуши. С чего бы это?
— Не спокойно, — отвечали мы равнодушно. — Бастуют рабочие…
— Бастуют? С чего бы это?
— С чего? Работа тяжёлая и заработка нахватает. Изменить хотят.
— Чижало, что и говорить. От шести-то до шести ломим, аж спина трещит, а заработков-то, верно, нехватка: всё на хлеб проешь. Не то, чтоб купить что — семье не пошлёшь… Изменить, говоришь, хотят? Вот оно что, с чего ингуши-то появились: русским-то веры нет, значит.
— Ну что там нет; и русские вон стражники ездят; нагайки-то одни.
— А у вас тут как, ребята? — переходили мы на вопросы. — Думаете вы что-нибудь?
— Что думать-то? Дело ясное, — на пятнадцать рублей не проживёшь. Посмотрим, как по мельницам-то… А мы что же, хоть сейчас, не отстанем…
— Ну, всего вам, хлопцы! Иттить надо… Двенадцать-то часов работать многовато. Если того… давите… сбавят… Ну, прощайте…
— Счастливо вам. Петухово-то обогните, не заходите туда, а у Песочшкова на мельнице, если завернёте, Фёдора спросите — парень добрый. Ну, счастливо вам…
Мы с Виктором по межам, по просёлкам терпеливо пробирались от одной мельницы к другой, вели отрывочные, но весьма ясные беседы. Иногда натыкались на заведующих, те косились на нас, а иногда грубо цыкали.
На одной мельнице мы задержались и решили ночевать с рабочими. Долго беседовали. Было тепло по южному. Звезды усеивали небо и моргали. Мельница глухо гудела своими вальцами, в трубу с чёрным дымом вылетали искры. За мельницей играла гармошка, молодёжь пела, громко и весело смеялась, визжали девчата. Мы тихо вели разговоры. Часть рабочих и работниц спала под открытым гостеприимным небом.
— Далёко идёте?
— Да так вот, работёнки ищем, трудновато теперь стало.
— Кусается она теперь работёнка-то; ищешь — не найдёшь, а найдёшь — бросить хочется…
— Не прибыльно, што ли?
— Как не прибыльно; мозоли натрёшь… и спину тоже понатужишь — всё польза.
— Зимой-то вон, говорят, народу попортили много и истребили тоже… не добились…
— Кое-где добились. Даром-то ничто не пропадает: часы сбавили и заработок подняли. Не везде только. Вы вот всё ещё двенадцать часов работаете. В стороне стоите, не дошло ещё до вас, а дойдёт, обязательно дойдёт.
— Дойдёт, непременно дойдёт… Эх… Ну, давай спать — в шесть-то на работу.
Утром нас разбудили ингуши, слегка постёгивая нас нагайками.
— Много спишь… Ставай, ходить надо… Мы поднялись.
— Чего вам надо?
— Ничаво. Ходим начальник.
— Ну что же, ходим. Куда ходить-то?
— Пирямо.
Ингуш махнул нагайкой по направлению к железной дороге. Ингуши ехали по бокам, а мы шагали по пыльному просёлку. До линии было километра полтора. Привели к избушке. Вокруг избушки на привязях стояли кони, а перед избушкой сидели стражники и пили чай.
— А-а. Заоблавили? На мельнице?
Ингуш кивнул головой:
— Мельница спал.
— Чего по мельницам шляетесь?
— А где же нам — по вашим казармам, что ли, шляться-то? Работы, чай, не дадите.
— Знаем мы вас… работники. Павло, прими их, да пошарь — нет ли чего.
Павло нас тщательно обшарил, заглянул в узелки.
— Что там? — опросил старшина.
— Сподники та хлеб… Ничего нима. — Он отпихнул узелки ногой. — Собирай.