Вскоре Сарра ушла в симферопольскую тюрьму. Там судилась палатой, а потом ушла в сибирскую ссылку.
В августе 1908 г. на мою голову неожиданно свалилась большая опасность.
1907 и 1908 гг. в Крыму были богаты целой серией политических убийств и экспроприации: было покушение на начальника морских сил, был убит начальник крымской охранки — жандармский полковник; было убито много второстепенных жандармских и полицейских чинов. Большинство убивавших скрывалось. Убивший начальника охранки был в перестрелке ранен в ногу, но тоже скрылся. Почему-то с этим убийством крымская охранка связала меня. В керченскую тюрьму приехала специальная комиссия, которая, не учиняя мне никакого допроса, произвела только тщательный осмотр моего тела. Особенное внимание комиссии привлекли два белых пятна на моей ноге ниже колена, расположенные друг против друга.
О причинах этого странного исследования комиссия мне ничего не сказала, только один из членов комиссии как бы невзначай спросил:
— Как ваша фамилия?
— Малаканов.
Больше ничего мне не сказав, комиссия уехала. Заинтригованный всем происшедшим, я спросил начальника:
— Скажите, пожалуйста, что это за люди и что им от меня нужно?
— Это эксперты. Вас подозревают, что вы убили жандармского полковника. Завтра будет предписание от прокурора направить вас в Севастополь. На ноге у вас обнаружены признаки раны.
Неожиданная напасть, свалившаяся па мою голову, сильно меня смутила. Я осмотрел злополучную ногу и действительно обнаружил на ней два пятна.
«Вот тебе и фунт! Доказывай теперь, что ты не верблюд». Ясно, что особенно доискиваться не будут, откуда у меня могли появиться эти пятна: если не дам удовлетворительного объяснения, вздёрнут за милую душу, особенно в моём бродяжном положении.
Это нелепое событие было настолько угрожающим, что я невольно стал думать о немедленном побеге.
На следующий день начальник объявил, что согласно распоряжению крымского охранного отделения и предписанию керченского прокурора я с ближайшей партией направляюсь в Севастополь.
— Посмотрите, пожалуйста, в этих бумагах, когда был убит полковник.
— Это… это было в феврале…
— В феврале? Так ведь я уже в это время сидел у вас в тюрьме…
Начальник поспешно вынул из шкафа моё дело и внимательно стал его просматривать:
— В декабре арестован… В январе прибыл… Мм… да-а… Посмотреть-то не догадались. Придётся сообщить прокурору, — как бы с сожалением проговорил начальник. Было установлено, что во время убийства полковника я находился в керченской тюрьме. Отправку мою отменили. Неожиданно свалившаяся на меня напасть миновала.
В поисках за «родными»
Следствие моё тянулось весьма медленно. Следователь — молодой, по-видимому, только что со студенческой скамьи.
— Как ваша настоящая фамилия?
— Малаканов.
— Из дела видно, что это не ваша фамилия.
— У меня другой нет.
— Но ведь в вашем паспорте село указано такое, какого вообще в природе не оказалось.
— А вы поищите — может где и окажется. Следователь покраснел и обидчиво стал меня упрекать:
— Вы, кажется, склонны надо мной издеваться, я вам не дал для этого повода. Я у вас не выпытываю, почему вы скрываете подлинную вашу фамилию, а веду допрос по требуемой форме.
— Зачем же издеваться? Я отвечаю на ваши вопросы.
— Вы заявлений не желаете никаких сделать?
— Нет.
Следователь ушёл. Через несколько дней я получил записку:
«Найди родных, могут послать на опознание». Записка без подписи, но с воли — об этом говорила приписка. Что получится из этого предложения и почему такая уверенность, что могут послать на опознание?
Возможность пойти на опознание была соблазнительной, и я решил при первой же возможности позондировать почву. Я ничего не терял, а выиграть кое-что можно было.
Я начал на эту тему переписку с ребятами, для которых это дело тоже было новым. После долгих обсуждений решили остановиться на некоем Мишустине, товарище одного из ребят и даже из одного с ним села. Мишустин уже несколько лет оторвался от родных — они даже не знают, жив он или нет. Ребята писали, что его родные могут признать мою фотографию за сына. Решили послать «родным» пробное письмо; ребята его составили, я переписали мы отправили его, минуя контору. Адрес для ответа один из ребят взял на себя. Время тянулось медленно; много уже сменилось однообразных и нудных дней: не вызывали уже интереса ни Карапет, ни Галушка. Приезжал следователь и учинил мне не совсем обычный допрос: