Выбрать главу

— Вы меня вызывали?

— Да, я. Мне нужна помощь…

— Вы… откуда?

— Я бежал из тюрьмы, иду пятый день без денег, без хлеба и без паспорта.

— Обождите здесь, я сейчас вернусь.

Я спокойно ждал, нe было у меня никакого сомнения, что он придёт и поможет мне. Рабочий скоро вернулся. Он шёл, вытирая замасленные руки.

— Идёмте в трактир. Скоро перерыв на обед, подойдут ребята, пообедаем и поговорим там.

Я рассказал им, как путешествовал от Москвы до депо. Где я сидел и о месте побега я не сообщал, да об этом меня и не спрашивали.

Первый раз после тульской тюрьмы я ел горячую пищу. Алексей сказал что-то двоим товарищам, и они ушли.

— Паспорта мы вам достать не сможем, но кое-какую одежёнку и денег достанем. Куда вы думаете пробираться?

— В Ярославль или в Кострому: где удастся устроиться на работу.

— Вы что можете делать?

— Я электромонтёр.

— Я думаю, вам лучше удастся устроиться в Костроме, а в Ярославле сейчас беспокойно, вам там задерживаться не следует. В Кострому мы вам дадим записку к одному товарищу, с ним обо всём там переговорите. Если закрепитесь в Костроме, он вас и свяжет, с кем будет нужно.

Скоро вернулись те, что ушли. Они принесли мне пиджак, брюки и семнадцать рублей денег.

— До Ярославля вас на паровозе устроим, а дальше возьмёте билет…

— Ну, как вы живёте здесь?

— Недавно нас потрепали основательно: двенадцать человек увезли в ярославскую тюрьму; кажется, судить будут. Много выбросили на улицу. Мы вот трое держимся на ниточке и никак не можем решить — уходить ли самим или ждать, когда нас снимут или выгонят.

— Уходить не следует. Нужно на время притихнуть и закрепиться. Поменьше мозольте глаза администрации. Ослабят внимание, тогда и развернёте работу…

— Вот, ребята, я говорил, что уходить не надо, вот и товарищ не советует.

— Всё равно заметут, не усидим…

— Ну, разбегаться в разные стороны тоже толку мало; я вот бегаю, а когда впрягусь в работу по-настоящему — ещё неизвестно, А потом, если и уйдёте, ведь работу всё равно вести будете. Или бросите?

— Ну, где бросить… Везде работать придётся.

Политическая обстановка в мастерских была показателем степени всероссийской духоты. Остатки актива, жавшиеся по подпольям рабочих центров, теряли хладнокровие; многие стремились вырваться в более облегчённую обстановку, не представляя, что везде встретят одну и ту же картину. Встреча с товарищами окончательно меня убедила, что подполье живёт в чрезвычайно напряжённых условиях.

Нужны огромная воля и выдержка основных кадров, чтобы не дать рассыпаться ушедшему в подполье активу.

О явке я с ребятами говорить не стал. Положение подполья обязывает принимать людей, хорошо проверенных или имеющих установленные пароли и явки. Небезопасно было и мне увязываться без явки с организацией, не дав себя проверить как следует. В случае провала организации легко можно попасть под подозрение в предательстве. Поэтому вопрос о явке не поднимался. Я удовольствовался поверхностной связью — запиской, которую мне дали в Кострому.

Через час я на паровозе мчался в Ярославль, относительно прилично одетый, с деньгами в кармане. Жить становилось немного легче.

В Ярославле я взял билет и пересел в вагон. Ехал дальше уже в качестве легального пассажира.

В Костроме я разыскал указанный адрес. Встретил меня рабочий, видимо, не металлист. Прочитав записку, он задал мне несколько вопросов; получив на них ответы, он предложил временно остановиться у него. Жил он один; сам себе готовил обед и убирал комнату. Работал на текстильной фабрике ткачом.

— Живи, пока найдём паспорт. Устроишься на работу. Подыщешь комнату.

— Вы только, пожалуйста, фантазируйте в паспорте поменьше.

— Достанем с «родиной».

Товарищ принёс мне временный паспорт.

— Здесь, в Костроме, пропишем тебя по этому паспорту, и проживёшь по нему, а на случай выезда дадим другой.

С работой дело затягивалось: пытались протолкнуть меня на одну из фабрик, но из этого ничего не получилось. Много своих ждало случая вернуться на завод.

После усиленных поисков мне удалось устроиться в кино демонстратором. Я около недели исправно крутил ручку аппарата «Патэ». В то время моторов ещё не было и аппараты крутили руками.

Хозяин кино выписал сенсационную по тому времени фильму под названием «Жизнь и страдания господа нашего Иисуса Христа». Картина была составлена в весьма трагических тонах и производила потрясающее впечатление. Пропустил картину один раз, пропустил другой — в зале истерики, плач…