Целый месяц я толкался в Одессе — устроиться никуда не удалось. Большевистская группа все меры принимала к тому, чтобы я остался в Одессе, но протолкнуться куда-либо на работу не было надежды. В конце концов решили, что мне дальше оставаться небезопасно. Я уехал в Ростов.
Разгромленный Юг
1907 год проходил под знаком разгрома политических партий, а профессиональное движение в его легальных формах, хотя и подвергалось сильному нажиму реакции, хотя и выхватывались из него группы актива, всё же существовало.
Но 1908 г. шёл уже под знаком углубления реакции, разгрома профессионального движения и уничтожения его легальности.
Буржуазия, игравшая в либерализм в 1905 г., теперь не только сочувствовала реакции, но и показала рабочим свои собственные зубы. Всё, что было завоёвано рабочими за время революции, ликвидировалось. Рабочий день с 9 часов удлинялся до 12–13 часов, заработная плата сокращалась на 20–25 %.
Промышленная буржуазия, всемерно помогая правительству в борьбе с остатками революционного рабочего движения, стремилась создать для рабочих ещё более тяжёлые экономические условия, чем это было до революции 1905 г., и требовала ликвидации профессиональных союзов, мешавших ей полностью уничтожить сопротивляемость рабочих.
Жандармерия, охранка, полиция, сыскные учреждения и чёрная сотня являлись основной опорой промышленников в эту эпоху. При помощи всех этих шаек буржуазия громила профессиональное движение. Правления профессиональных союзов арестовывались и отправлялись в ссылку в Сибирь или в другие места. Если в профсоюзе оставался актив, продолжавший работу профсоюза по защите экономических позиций рабочих, арестовывался и актив и также высылался. Если же профсоюз и после этого не распадался, а продолжал жить, его закрывали.
К половине 1908 г. на юге России осталось 5 % незакрытых союзов, остальные все были ликвидированы и частью переходили на нелегальное положение. Легальное рабочее движение замерло по всему югу. Такие же известия получались и из центра и из промышленных окраин.
Проезжая мимо Александровска, я решил позондировать почву на александровском заводе. Дождавшись окончания работ, я подошёл к труппе выходящих с завода рабочих:
— Товарищи, как у вас на заводе дела? Работёнку можно получить?
— Работёнку? Да ты откуда сам-то?
— Только-что из Одессы приехал.
— Там работал, что ли?
— Нет, работу искал.
— Что же, не нашёл?
— Нашёл бы — к вам не приехал.
— Зря приехал, не примут… А может и примут…
Рабочие подозрительно на меня посмотрели и ушли. Я с недоумением оглянулся им в след. В чём дело? Решил поговорить ещё с одним рабочим:
— Товарищ, где у вас профсоюз ваш находится?
Вышло ещё хуже:
— Зачем тебе профсоюз?
— Хочу о работе поговорить.
— О работе? С профсоюзом-то? Поговори, поговори…
— А где он находится-то?
— В охранке спроси — там скажут.
И этот рабочий также поспешил от меня уйти.
— Чёрт знает что такое. За провокатора они меня, что ли, принимают?
Наконец мне всё же удалось кое-что выяснить. Оказывается, правление профсоюза и актив завода арестованы и высланы. На заводе господствуют черносотенцы, охранка усиленно просеивает поступающих на завод рабочих. Среди рабочих полная деморализация. Все стараются удержаться на работе. Администрация этим пользуется: отменила все нормы расценок и безнаказанно удлиняет рабочий день.
— Значит, на завод не просунуться?
— Почему нет? Если с охранкой в ладах, то почему не просунуться.
— Попробовать разве?
— Попробуй.
И рабочий молча от меня отошёл.
— Ну, Петро, мотай дальше, а то наболтаешь ещё на свою шею…
Атмосфера в Александровске была настолько удушлива, что свежий человек становился подозрительным и пытался затушеваться. Когда открыто борешься, даже при наличии большой опасности не чувствуешь себя так скверно и трусливо, как в этой удручающей обстановке.
До самой осени я скитался по всем городам юга. Если и удавалось устроиться на работу, удержаться было невозможно — увольняли без объяснений причин. На активность отдельных групп рабочих надеяться было нельзя — у всех была одна забота: «Терпеть всё, но удержаться на работе во что бы то ни стало». Молча выносили самые гнуснейшие издевательства, вплоть до принуждения записываться в ряды черносотенцев, многие из робких попадали в сети охранки и чёрной сотни.