– И слезы горькие газетой вытирал! – добил врага Чавкин.
Василиса была на седьмом небе от счастья: из-за нее столкнулись эти два достойных молодых человека. Правда, боролись они за ее благосклонность весьма своеобразно – но разве в этом суть?
Чавкин ошарашенно посмотрел на Макарова, а Макаров – на Чавкина. Потом их физиономии стали расползаться в неудержимых улыбках. Алексей Макаров даже позволил себе пару раз тихонечко хихикнуть. А поэт и вовсе осмелел до такой степени, что хлопнул оппонента по плечу:
– Черт, а здорово сымпровизировали!
Минуту спустя они уже увлеченно обменивались свежими экспромтами, напрочь забыв за этим увлекательным занятием о Василисе. Василиса из вежливости посидела на лавочке и ушла спать в свою «гладилку».
Гурий Денисович теряет лицо, а Семён Чернов сохраняет физиономию своей напарницы. Страшное письмо, которое никто не хочет читать
– Автобас! Мы поедем на автобасе!
Яичницей-глазуньей жарилось солнце на сковородке лобового стекла. Вокруг автобуса скакал спасшийся от диареи близнец Олег Лаков. Рядом стояла его тихая сестренка. Да что там: все собравшиеся днем раньше умирать демоны из седьмого отряда вышли на свободу. Они и еще человек триста бесновались перед столовой – абсолютно без присмотра.
Всех вожатых экстренно созвали в кабинет Гурия Денисовича.
– Доигрались, дауны?!
Свирепый вопрос был брошен в сторону Анечки и Семёна. После двух бессонных ночей они были похожи на привидения.
– Так и будем молчать?! Нет, вы, остолопы, меня вынудите – я вас посажу!
Сёмен Чернов вытер лицо: слюни нависшего над ним Гурия Денисовича его забрызгали. Тело Анечки сотрясали беззвучные рыдания.
Сашкина и Макаров первый раз серьезно взглянули на беду, которая постигла их друзей. Поиски пропавшего мальчика не дали никаких результатов.
В их сердцах зажглись абсолютно разные чувства. Великий аккуратист вообразил себя на месте Чернова и съёжился от жалости к нему, как к самому себе. Василиса же готова была взорваться от негодования. Но боясь еще больше навредить Семёну, девушка тактично заговорила в мертвой тишине:
– Неужели непонятно, что они не молчали бы… если бы что-то знали?
Вслед за этим случилось то, что и должно было случиться: ярость Гурия Денисовича девятым валом обрушилась на неё.
– Ты что, самая умная? Мне менты прохода не дают, я теперь на всём побережье работу не найду на фиг! И всё из-за вас, клоунов.
– Послушайте, – рассудительно сказала Василиса. – Если мы будем ругаться, то точно не найдем никаких нитей к мальчику. Может, пока мы тут спорим, он умирает на обочине трассы, сбитый машиной. Или тонет в море.
Слишком, слишком конкретно представила себе эти жуткие картины Анечка Белова. И заревела в голос.
– За детьми надо было следить, а не ляжки тянуть, ясно?! – рявкнул Гурий Денисович.
Уже не контролируя себя, начальник лагеря замахнулся на неё своей волосатой ручищей. В этот момент Семен Чернов, бледный, как кефир, встал между ними.
Тишина опять умерла. Её труп повис на люстре.
Раздувающий ноздри Гурий Денисович стоял перед оцепеневшей Анечкой как статуя Зевса-громовержца. Никто не пошевелился. Никто не сказал ни слова. Так продолжалось долго. Вожатые были слишком шокированы грубой выходкой Гурия Денисовича, чтобы смотреть на часы.
Но шок шоком, а детей во дворе ждали автобусы. Намеченную на сегодня экскурсию в Геленджик никто не отменял. Поэтому вскоре в таком же напряженном молчании «дауны» покинули кабинет начальника.
И никто из выходящих не заметил валявшегося под его дверью клочка бумаги, на котором были наклеены вырезанные из детской книжки буквы: «Среда, 12 дня. Туапсе. Пирс. Турецкое судно. Рядом. Турок не знает. 30000 руб. в непром. сумке. Кто-то один. Пароль: здесь продается славянский шкаф? Что ни так – малому крышка».
Эта бумажка прилипла к подошве Юры, который покинул апартаменты босса последним. Но даже этого бы не случилось, не наступи физрук нечаянно перед этим на жвачку. Она вывалилась изо рта Алексея Макарова в тот момент, когда Гурий Денисович замахнулся на Анечку.
Горный серпантин – не тётка. Юра провоцирует массовые беспорядки. За это его наказывает Бог
– Пакеты у всех?
– Да, Саша.
Неуложенные волосы женщины трепал соленый ветер.
– Сколько детей из отряда не допущены к поездке по здоровью?
– Пятеро, – кошкой щурилась на солнце Василиса, – но я уже договорилась…
– Останешься с ними, – перебила Саша. – С Макаровым поедет Алла.
Шторы были приспущены, и в салоне стоял рубиновый полумрак. Сквозь щелку в окне блестел синий глаз моря. Между изумрудными клыками гор серпантином вилась дорога.