— Я не знала! Богом клянусь, — не знала! Думала, что он отправил её в Житомир, что она там молится со своими братьями и сестрами… Я не верю, не верю, что он её мог убить! За что, за что мне всё это?
Гнусная боль резанула Женьку по животу.
Он ясно понял, что речь идет о матери, что суровые дядьки не случайно приехали в Нижневартовск и что Ирина говорит не об умершей бабушке. Не получалось только соединить слово «убить» и слово «мама».
— А как они узнали? — тихо переспросил он Ирину.
— А? — вздрогнула та, тупо глянула на каменное лицо мальчика и автоматически отрапортовала: — Собаки, по весне, разрыли… Он её неглубоко закопал. А в руке у неё бирка была из роддома. Твоя бирка. По ней и вычислили.
Женька развернулся и вышел на улицу.
Вокруг него двигались расплывчатые контуры и цветовые пятна. Женька догадался, что это слёзы застилают его глаза, и бросился бежать. Бежал он молча и долго, в какой-то момент свернул с трассы и остановился только тогда, когда ноги его стали проваливаться в мелкие ямки придорожного болота. Перепрыгивая с кочки на кочку, он уходил всё дальше и дальше, даже и не думая запоминать дорогу. В какой-то момент болото стало совершенно глухим, вода под ногами почернела, а вокруг выросли полузасохшие стволы топляка. Ноги его подкосились, и Женька свалился на первый попавшийся островок. Рука его провалилась в гниловатый ковер мха. По Женькиному пальцу быстро пробежала легкая, еле заметная тень, затем теней стало множество, и они обрели четкий облик маленьких чёрных насекомых. Муравьи сновали по его рукам, впивались крепкими челюстями в невесть откуда взявшуюся плоть, но Женька не ощущал боли. Он слышал голос матери:
— Господь Бог полюбил Ноя за его справедливость; остальных же Он не только наказал за порочность их, но и порешил уничтожить весь род людской и создать новых людей, чистых от греха. Поэтому Он сократил, сперва, продолжительность их жизни настолько, что они стали жить, взамен прежнего, только сто двадцать лет, а затем наслал на землю потоп…
Экстренная регенерация не прошла для Ану бесследно. Новое сине-чёрное тело было значительно меньше предыдущего, сгоревшего в аду. Ану с трудом передвигался в тесном футляре, быстро уставал и не мог толком работать. Его мысли постоянно возвращались туда, где сознание зафиксировало момент его физической смерти.
«Я был мёртв», — повторял себе он. «А жив ли я теперь?» — напрашивался следующий вопрос. Ану понимал, что основа его существования, его мозг и его генетический код были сохранены в полном объеме, но его занимала еще одна мысль: «Кто я теперь? Если я тот же, то почему тело мое иное? А если я иной, то почему мысли мои те же? Кто сделал это? И кто имел на это право?»
Раньше он читал Флавия как исторический документ, но теперь перечитывал его с самого начала, внимательно вдумываясь в междустрочье.
«Но если Бог есть, и пощадил тех, кто был добродетельным, скажем, меня, — рассуждал Ану, — то почему он не пожалел совершенно невинных зародышей, которые, по своей несознательности, не могли регенерировать в пространство? Что это? Страшное наказание или некая правильность, которую нужно понять?»
От длительного напряжения у него начинались головные боли.
Ану улавливал в пространстве раздраженные импульсы других обитателей нового Мегалополиса — его манера вести замкнутый образ жизни и ни с кем не общаться вызывала явное недовольство. Но он не мог ничего с собой поделать — устои нового пристанища разительно отличались от привычного образа жизни.
Основной проблемой была вода, точнее — её избыток.
Рабочие муравьи с утра до вечера наводили плотины и дамбы, строили мосты и мостики, причалы для прогулочных лодок и больших боевых кораблей царской флотилии. От голода и всевозможных болезней усатые работяги гибли тысячами, но на их место сгоняли новых бедолаг из южных районов Мегалополиса. Рабочих накачивали с утра отвратительным пойлом из жидкости ломехузы, и кормить их после этого было уже не обязательно. Пока были силы, работник вкалывал, а когда он ослабевал — его вышвыривали в ближайшее болото, а на его место ставили нового.
Получалось дёшево и продуктивно.
Удивительные дворцы вельмож и Цариц, массивные набережные, просторные тоннели и невероятные по красоте жилые отсеки выростали на костях безымянной толпы. Формисидаи с собственными именами, потомки Прагматов и Интуитивитов работали в различных Департаментах управления, а лучшие умы — служили на флоте.