— Почему — «не положено»? Он воевал! — выщерился Женька на Ерёменко.
— Эх, Евгений Павлович, — покачал головой капитан, — трудно правильно жить на белом свете, а умереть правильно — ещё сложней.
— А скажите, — отложил Женька ложку в сторону и сам удивился своему голосу, — где мама?
— Я покажу, — кашлянул Ерёменко, — но хочу сказать тебе главное — мужик ты настоящий.
Через час командирский «бобик» подвёз Женьку, Ерёменко и Лялина к «русскому погосту». Трудно было назвать заброшенный пустырь настоящим кладбищем. На небольшом пространстве высилось несколько пирамидок со звёздами в верхушках, большие чёрные кресты, сваренные из тонких труб, и десяток мраморных памятников с высеченными на них барельефами ушедших в мир иной.
Лялин положил букетик цветов под один из крестов, и Женька понял, что это могила матери. Он не знал, что нужно делать дальше. Плакать он не мог, неудобно было перед мужиками, слов нужных не знал и потому молчал, тупо уставившись взглядом в красноватый холмик, припорошенный золотыми крупинками песка.
— А можно тут отца похоронить? — он спросил об этом у Лялина, потому что знал: если прапор скажет — можно, значит — можно.
Прапорщик снял с потной головы огромную фуражку, вытер шею платком и уклончиво возразил:
— Не думаю, сынок. Родители твои, как бы, при жизни не очень ладили. Что же их на том свете насильно снова сводить?
— Так что же мне делать? — захлебнулся сухим порывом ветра Женька.
— Начальство сейчас этот вопрос решает, — Лялин развел руками, и Женька понял — никто ничего не решит.
В часть они вернулись под вечер, и Женьке доложили, что полковник Сутин поехал куда-то что-то согласовывать.
Женька кивнул головой и пошел к хоздвору.
Ровный асфальт, свежевыкрашенные баки и контейнеры с каким-то грузом — ничто не напоминало о бедламе, царившем в этом углу несколько лет назад.
У забора высились холмики нового муравейника. Муравьиные небоскрёбы выросли в нескольких метрах от старых, уничтоженных пожаром. Всюду деловито суетились рыжие хозяева нового жилища, и Женьке вспомнились их чёрные сородичи на болоте. А ещё ему вспомнился сон, увиденный в самолете. Никакого верблюда и цинковых гробов, конечно, не было, но плечи передернулись сами собой.
— Что с тобой, Женёк?
— А? — испуганно переспросил Женька и обнаружил возле себя прапорщика Лялина. Они стояли друг против друга прямо у отцовского вертолёта.
— Идёшь, сам с собой беседуешь, — настороженно посмотрел на парня прапорщик, — ты, Женька, это брось. Ты лучше со мной поговори, либо с кем другим. Человек не должен сильно углубляться в себя — можно назад и не вынырнуть! А то, хочешь, закури, — Лялин протянул ему пачку. — Помнишь нашу пословицу: «Зачем напиваться и ползать, если можно закурить — и полететь!» — прапорщик громко рассмеялся и многозначительно подмигнул Женьке.
— Не курю я, — пришел в себя Женька. — Приехал командир?
— Ужинает, — доложил Лялин. — И ты иди в столовую, там сегодня плов настоящий.
— А что решили с отцом?
— Не знаю, Женёк, — покачал головой Лялин, — чего-то там начальство возражает. Командир тебе все объяснит. Иди к нему.
— Иду, — кивнул головй Женька. — Только в сортир схожу…
— Вот и договорились, — Лялин понёсся к столовой.
Женька подождал, пока прапорщик скроется из виду, оглянулся вокруг, подошел к вертолёту и отодвинул входной люк.
Взлетел он классно — без единой ошибки.
Как только почувствовал достаточную «тягу» — заложил крутой вираж над самыми крышами городка и увидел выбежавших из столовой офицеров. Женька снизился чуть ли не до самых голов — все бросились врассыпную. Он увидел, как отчаянно машет ему руками Лялин, и как бежит в строну «вышки» командира отряда. Столб песка и пыли поднялся до самой кабины, и Женька пошел набирать высоту под очень правильным углом.
Как учил отец…
Из открытого люка в машину врывался бешеный поток ветра и рёв турбин. Женька надел наушники и услышал голос дежурного:
— «Борт 71», отвечайте! «Борт 71», — кто разрешил взлёт?!
Приказываю — немедленно совершить посадку! Кто на борту?
— «Гюрза», — тихо ответил Женька.
В эфире возникла пауза, а затем раздался голос полковника Сутина.
— Женя, ты слышишь меня?
— Так точно, товарищ полковник, — отрапортовал Женька.