Ярчук невесело улыбнулся. Теперь Пташко понял, почему его иной раз озадачивал взгляд гостя, жестковатый для двадцатитрехлетнего.
— Я вам верю, — просто сказал учитель. — А как у вас теперь с учебой?
— Восстановлен в списках. Осенью на занятия.
— Да, — Пташко снова выглянул в мастерскую. — Я думаю, что чем больше будет таких людей, как ваш Крынский, тем скорее мы придем к цели. Меня спрашивают иной раз — а что, есть еще люди, которые во что-то верят? Спрашивает не детвора, конечно, а люди, так сказать, умудренные опытом. Которые считают, что все имеет свой масштаб цен. И я отвечаю им — а во что же еще верить? В ворованные деньги, в тряпки, в импортные ваши стенки из прессованной трухи?
Он посмотрел на часы.
— Однако, мы с вами заговорились. Пора мне распускать своих фултонов, иначе весь материал переведут… Так что, если будут затруднения — вы знаете, как меня найти. А с этим делом — может, вы обратитесь в органы?
— Что уж теперь! Они свое сделали, так мне сказал участковый. Кроме того, не люблю, когда на меня косятся из-за моей анкеты. Понимаю, что есть основания, но не люблю.
— Хм… понятно. Все-таки я бы пошел. Дело тут нечисто.
— Я подумаю.
Ярчук пожал крепкую руку учителя и направился к выходу.
7. Проблема недвижимости
Формальности, формальности… Человек, не отягощенный частной собственностью, и не подозревает, каких трудностей он избежал. Ярчук, однажды, стоя в бесконечной колее просителей за какой-то очередной справкой, услышал историю одного военного, который решил отказаться от своего права наследования, нагнанный этой трясиной бюрократии. Ирония была в том, что для такого отказа потребовалась еще большая возня. Это удержало Клима от следования его примеру.
В конце концов, он собрал все необходимые бумаги в тощую красную папочку и тут же подал объявление в вечернюю газету о продаже дома. Теперь оставалось только ждать.
Губский засмеялся, узнав обо всем этом.
— Есть такие люди — маклеры называются, они тебе все купят, все продадут, квартиру поменяют, машину достанут, женят, наконец, — и за все это возьмут не так уж много. Хочешь, приведу такого человека?
— Не стоит. Я все сделаю сам.
— Смотри ты, какой Самсон! Ну, а как насчет покупателя?
— Буду обязан.
— Знаю одного. Даст хорошую цену.
— Цена стоит в страховом полисе.
— Дурень ты, — Иван Терентьевич взял его за локоть и отвел к гаражу. — Полагаешь, твоя хата кому нужна?
— А что? Ее только как следует починить…
— Бульдозером завалить, вот что с ней сделать надо. И поставить справный дом, комнат на пять-шесть, в два этажа. С гаражом, с ванной, с центральным отоплением. Сад привести в порядок, выезд оборудовать для машины… Сам подумай — дачный поселок, электричка рядом, окружная дорога в ста метрах — вот за что тебе деньги дадут, не за твой шалаш…
— Не беру денег за то, что не заработал.
Губский отодвинулся от него, глядя как на редкостное животное.
— Ты, биолог, того… Не заучился часом? У вас в Сибири все такие?
— Хватает всяких.
— Ну что же… Слушай, что старшие советуют. Ты сирота, родителей у тебя с толстой мошной нет, а ведь свадьбу сыграть захочется на всю Сибирь, — скажи — захочется ведь?
— Еще невесты не приглядел…
— Значит, сестренка замуж выйдет, эти свиристелки быстро вылетают… Сколько ей, говоришь?
— В декабре семнадцать, несовершеннолетняя еще. Я здесь за двоих.
— Тем более. А квартиру — кооперативную, полнометражную? Или машину — пошиковать перед однокашниками, девчонок покатать? Смотри, какая красавица стоит!
В полумраке гаража серебрился хромированный радиатор, будто ощеренная в улыбке пасть со вставными зубами, на полках лежали многочисленные инструменты, канистры, баллоны, запасные части…
— Вы певец благосостояния, Иван Терентьевич… А вон там что у вас за приспособление?
— Где это?
— Вон там. Рукоятка такая, с кольцом.
— А-а, это… это для рихтовки штука такая. Если помнешь машину… чтоб отрихтовать. Томик привез мне на днях.
— Понятно. Что у него за имя — Томик? Томас, что ли?
— Нет, Анатолий его звать, Толик. Он мальчик балованный был, не выговаривал свое имя правильно, все Томик та Томик. Так и привилось…
— Вы давно его семью знаете?
— Порядочно… В общем, ты мне зубы не заговаривай. — Губский опять взял Ярчука за локоть и повел с собой. — Ты уже не ребенок. Понимаешь — надо брать от жизни все, пока можешь.
— Давать тоже кое-что не мешает.