Квадратный будто не расслышал последнюю фразу; он тщательно завязал папку и вручил ее Климу. Поднялся со стула — стало заметно, что он выше ростом на полголовы.
— Резонно, согласен с вами — деньги против документов. Тут вы совершенно правы, продолжим этот разговор (он глянул на часы с календарем), — в среду, как вы на это?
— Идет. — Клим все еще не определился относительно гостя. — Только не в такую рань. Скажем, часов в десять.
Квадратный зачем-то выглянул в окно, раздвинув занавески.
— В среду как раз нотариус работает здесь.
— Где это — здесь?
— В поселковом совете, я имею в виду.
— А-а, вот что. Вы, будто, уже по рукам ударили.
— Почти что. — Гость снова улыбнулся. — Ну, до среды.
Ярчук проводил его до калитки. Солнце уже поднялось над осинами и посылало уходящему в спину низкие бледные лучи. Тут Клим заметил еще одну фигуру.
— Клим!
С той стороны изгороди пробирался к нему Губский в дождевой куртке бронзового цвета, похожий на встревоженный самовар. Положительно, сегодня никому не спалось.
— Кто это такой был? — сосед, отдуваясь, глядел вслед квадратному.
— Клиент, как вы говорите. Потенциальный покупатель.
— Вот оно что… — Иван Терентьевич сухо поджал губы. — Я же тебе обещал покупателя, куда ты спешишь? И тип какой-то неприятный. Смотрю — бродит в малиннике, будто медведь…
— А вы-то чего встали до петухов?
— Я? — замялся Губский. — Возраст, наверное, не спится. Брожу по саду.
Ярчук бросил взгляд на соседний двор.
— Томик, я вижу, у вас последнее время квартирует?
Губский заметил уже, что Ярчук и его племяш не особенно жалуют друг друга.
— С чего ты взял? А-а, мотоцикл стоит… Нет, это он его у нас оставляет, когда с вечера поддаст. Лина не дает ему ездить под мухой.
Ярчук заметил также возле гаража давешнее приспособление для рихтовки, но смолчал. Его больше беспокоило другое.
— Вы не в курсе, случайно… куда подевалась Тоня?
— Ума не приложу! — Губский подмигнул Климу. — Где-то в городе, скорей всего — вещей не взяла. Да ты не переживай, это у нее в обычае, исчезать по-английски. Скоро явится, могу даже сказать, когда.
— Когда же? — Ярчук не мог скрыть нетерпения в голосе.
— В среду. У меня будет юбилей, круглая дата — полтинник. Приедет — куда денется… И ты приходи, само собой.
— Спасибо. — Клима пробирал озноб, то ли от холода, то ли от внутреннего беспокойства. Сосед похлопал его по плечу ободряюще.
— Ну, пока. Дуй домой, а то простынешь.
Хлопнула дверь в его доме, и Губский беспокойно оглянулся. Но это была всего лишь его жена, блеклая, как всегда. В руках у нее белела какая-то одежина, которую она тут же стала тщательно чистить щеткой.
— Иди, иди…
Но Клим уже узнал куртку Томика, мотоциклетную куртку Томика… Значит, он был здесь… Раздумывая об этом открытии, Ярчук почти миновал почтовый ящик, где что-то белело. Открыл дверцу и вытащил открытку. На обороте карпатского пейзажа коротко сообщалось, что фамилия того человека — Панков. Нина подписалась сдержанно, совсем по-девчоночьи.
18. Разговор с Катей
Название родного города перекрыло шум в зале междугородки. Ярчук очнулся от дремоты, вскочил с кресла и занял крайнюю кабину. В трубке слышался монотонный гул и на фоне его — далекий писклявый диалог, будто где-то на Марсе переговаривались два комара.
— Катя!
— Да? Я слушаю! — закричала вдруг Катя в самое его ухо.
— Привет, сестренка! Не ори особенно, тебя прекрасно слышно. Как там дела?
— Все в порядке, Климчик! Я прошла в техникум. С первого сентября — в колхоз.
В голосе сестры было столько ликования, будто дождливый сентябрь на картофельных полях мог сравниться с невесть какой удачей.
— Поздравляю, Катька! Ты хоть там одна управляешься?
— Нефедовы помогают, не волнуйся. Что там у тебя с этим самым… с наследством?
— Скоро разделаюсь. — Клим повернулся, чтобы прикрыть дверь и заметил краем глаза, как вскинулась газета под замшевой кепочкой. Так-так, значит, контролируете. Он снова повернулся спиной к залу и громко заорал в трубку:
— В порядке, Катюш! Двадцать восьмого оформим купчую — и с плеч долой! Жди с подарками!
— Ты сам-то чего орешь? — удивилась сестренка. — Весь город разбудишь, у нас тут уже начало двенадцатого.
— Это я от радости, — Ярчук заметил, как молодчик в замшевой кепке с деловитым видом вышел из переговорного пункта. Он прикрыл дверь.