Он, насупясь, рисовал схему микрорайона. Отдал листок и еще немного потоптался в нерешительности.
— Ну, так я пойду…
— Погоди немного, Костя, — сказал Ярчук. — Видишь вот эту грушу? Давай-ка проверим, как у нее с плодоношением.
4. Сторож
Наутро Ярчук собирался в город, но вспомнил — суббота, все учреждения наверняка закрыты. Перекурил в придорожной чайной, раздумывая, чем же заняться. Вспомнил о вчерашней находке. Школа № 3 — местная, надо думать…
Школьный двор, высвеченный солнцем до мельчайшей трещинки в асфальте, поражал своим неестественным безлюдьем и тишиной. Под густыми акациями, которым удалось как-то выжить и вырасти среди накатывающих, словно саранча, поколений детворы, раздавалось монотонное постукивание. Клим направился туда, минуя штабели радиаторов возле котельной. Навстречу ему молча выбежала большая темная собака; не зная еще, как поступить, она сопровождала чужого на некотором расстоянии, ожидая реакции хозяина. «На редкость рассудительное животное», — отметил Клим.
Хозяин собаки, долговязый старик в замызганной робе, сколачивал фанерный ящик, какие обычно идут для посылок. Когда Ярчук приблизился, сторож обернулся и поднял на лоб круглые очки в стальной оправе. Дворняга вильнула хвостом и улеглась под куст.
— Доброе утро. Не жидковато для посылки?
Старик все еще смотрел на пришельца, щурясь от солнца. Пожалуй, шестьдесят пять (или семьдесят?) лет жизни достаточно разуверили его в истинности первого впечатления.
— Выдержит. Недалеко, в соседнюю область…
— Фрукты к соседям? Так у них там своих от пупа.
— А я, может, не фрукты посылаю.
Сторож опять взялся за молоток, пододвинул ящик, и словно забыл о визитере. Клим развернул пакетик.
— Инструмент не признаете?
Опять неторопливое тщательное рассматривание, на этот раз через очки.
— Цанзюбель… Мой это, школьный то есть. Данилыч, помню, взял с полгода назад, да забыл вернуть. А потом с ним эта штука приключилась… А я бы сам и не вспомнил.
Клим вдруг представил, как может быть переполнена память старого человека.
— Так вы его не видели все это время?
— Чего там, встречались, беседовали… Наши дела бобыльи, мало кому интересные. А вы кто ему такой будете?
— Сын.
— Вот оно что! Он мне про детей никогда не говорил. Жил один как палец. Как я вот…
Сторож поднял заскорузлый палец с кривым сбитым ногтем. Палец укоризненно колебался перед носом Ярчука.
— Ну, не один. Раз посылочку шлете, значит, кто-то есть.
— Сослуживец, в Полтаве. Еще по Белорусскому фронту. Самосад мой курит, вот уже считай тридцать лет, для него грядку сажу.
Он кивнул головой в сторону флигелька с палисадником, сразу за школьным двором. Очевидно, это было его жилье.
— А с Ярчуком вы тоже сослуживцы были?
— Да нет, он ведь на флоте отвоевался, на Тихоокеанском. Совсем еще зеленый был, лет восемнадцать, или меньше. Там, говорил, к технике и приучили.
— Да-а… — старик ударился в воспоминания. — Ну, с Пташком, с учителем, понятно: оба ко всякой там технике склонность имели, но вот почему он знался со всякой шушерой — ума не приложу.
Выцветшие голубые глаза будто вопрошали Клима.
— С какой шушерой?
— Да со всякой… В школе тут были два совсем непотребных хлопца, слава богу, выпустились в прошлом году — так он с ними какие-то дела имел. Со спекулянтами с этими… Соколовский один, а второго забыл как… И ведь такая шваль, а пристроилась на работку — не бей лежачего. В Дом моделей этими… манекенами. Школа десять лет учила на то… Из папье-маше за неделю сделать можно.
— Из папье-маше не такие подвижные…
Сторож не был расположен трунить по этому поводу.
— Потому так и получилось… не без этого. А ведь я у него свидетелем был. На бракосочетании…
У Клима вдруг перехватило дыхание: показалось, перед ним какой-то временный персонаж, очевидец всех прошедших событий, в том числе и свадьбы его родителей.
— Жену его, Марину, хорошо знал. Свояк был им…
Марину? Только сейчас Ярчук понял, что речь идет о другой женщине. Значит, отец не остался одиноким, как мама…
— И долго он жил… в таком составе?
— Куда там, долго. Быстро разлетелись. Марина тут же от него убралась к себе. Там и теперь живет.
— Где это?
— На Теплоцентрали, Кутузова двенадцать… А тебе-то зачем?
— Еще не знаю… Ну, мне пора.
— До свиданья.
Старик вновь обратился к своим деревяшкам, сразу потеряв к Ярчуку всякий интерес. Зато пес тут же вскочил из-под своего куста и все так же безмолвно, словно вышколенный дворецкий, проводил до ворот.