А когда их не было, ночевать приходилось в хлипком шалаше из ещё чуть гнущихся листьев гигантского клёна. Наутро, перед отправкой на заработок, Эрвин проверял, как в выкопанных под фундамент дома траншеях растёт строительная биомасса. По капле, осторожно, вливал сiлу. Потом засыпал туда же тонким слоем измельчённые зелёные растения. И с ожесточением и обидой думал, как обустроится, наладит хозяйство, как будет тут здорово и как он станет жить здесь, счастливый.
С детства, благодаря отцу-фермеру, Эрвин знал, что в строительстве нельзя перекармливать бактерии, что нужно поддерживать равномерный рост, чтобы микроскопические строители выгнали «ножку» нового купола ровной, со стенками одинаковой толщины. И только когда её уровень достигнет нужной высоты, вливать сiлу большим потоком и под завязку и в стену, и в биомассу, чтобы получить второй ярус дома — сам купол.
И Эрвин не высыпался и не доедал, разрываясь между патрулированием, заработком материалов и взращиваем купола. И уже тогда поговорить было не с кем — друзья, кто не отказались от своих драконов, были далеко. Их разбросали в самые удалённые участки Леса, подальше друг от друга.
Эрвин скривился. Какой-то сегодня странный день… Никогда не было особой радости в изгнании, но сегодняшнее утро просто невыносимо — сплошные горькие воспоминания. Блюдо давно было чистым, Арта внимательно смотрела на человека, облизываясь, а Эрвин всё стоял, опершись о края мойки, и тяжело дышал.
Один.
Один навечно, запертый здесь, в этом уголке Леса, никому не нужный, всеми забытый…
В груди росло желание всё разрушить, сломать, раздавить. Яростно хотелось подраться. Эрвин со злостью стукнул по столешнице, и одеревеневший лист затрещал. Да плевать! На всё плевать!
Отфыркиваясь от сильных эмоций, Эрвин выбежал из купола, ворвался в загородку к дракону и, почти не глядя, набросил упряжь ей на спину. Резко дернул узлы постромков и в один прыжок оказался в гондоле.
Старушка Санна всегда хорошо чувствовала удила и теперь, стоило лишь их тронуть, хлопнула крыльями и взмыла ввысь, будто сама с нетерпением его ждала. Эрвин едва успел схватиться за край, чтобы не упасть.
Санна, будто чувствовала, что именно нужно человеку, и летела так быстро, что, бешеный ледяной ветер выдавливал слёзы из глаз, смывая их к вискам, холодил так, что Эрвин вмиг замёрз. Дыхание сбивалось, гондолу качало так, что пару раз «пожарный» только на рефлексах удерживался внутри. Как удержалась Арта, прыгнувшая в гондолу следом за хозяином, было вообще неясно.
Когда кульбиты сердца пришли в гармонию с кульбитами скачущей по воздушным ямам гондолы, боль в груди стихла, дышать стало легче, и Эрвин чуть натянул повод. Дракониха уменьшила ход, и движение стало более плавным. Вокруг было чистое, яркое, без единого облачка небо, и Эрвин смог осмотреть Лес.
До самого горизонта, до тонкой полоски горного хребта впереди, везде, куда доставал взгляд, расстилались пушистые зелёные холмы крон, сверху похожие на мягкий мох. Ни дыма, ни огня. Святой Лес! Да откуда бы здесь взяться огню? Это же не просто лес, это Великий Зелёный Лес-Прародитель!
Но приказ есть приказ — нужно осматривать территорию, и Эрвин осматривал. Нужно отправлять отчёты в Центр? Да пожалуйста! Будут вам отчёты.
Когда Срединные Альпы превратились из гряды едва видимых пирамидок во вполне различимые вершины, где каждая была особенной и неповторимой, Эрвин натянул повод и заложил вираж к океану. Стоило пройти ещё и над береговой кромкой материка. И это уже не для патрулирования, а для себя. Такая вот маленькая радость службы.
Теперь Эрвин мог дышать ровно — и сердце успокоилось, и ветер не мешал смотреть. Правда, было холодно, но на такой случай в гондоле всегда был теплый плащ из шкур диких животных, и Эрвин вытащил его из-под свернувшейся клубком Арты, натянул на плечи. Вообще отлично!
На случай аппетита, всегда просыпавшегося в полёте или при таких вот эмоциональных встрясках, тоже был запас. И Эрвин им воспользовался, вытащив мешок с едой. Сухие хрустящие брикеты из злаковых, сушёное мясо, усиленная для человека вода — всё, что нужно для счастья. Арта и сейчас не отказалась перекусить, и пока человек впитывал красоту и величие окружающего мира, тихо грызла свою долю.
Океан показался довольно быстро, и там, где округлость планеты уходила за горизонт, стала видна белая полоска — Большой Полярный остров. Посматривая на Лес внизу, Эрвин любовался тем, как на горизонте растёт тонкая белая полоска. Сейчас она казалась тонкой и гладкой, как какое-нибудь хрупкое сладкое лакомство, хотя на самом деле представляла собой огромный остров подо льдом и снегом.