— Да, Аннет?
Та кивнула, не опуская свитера.
— И именно тогда ты услышала шум?
— Лиса убежала, — глухо промолвила Аннет.
— И человек упал с вагона?
— Сначала он подлетел вверх. Вместе с огнем.
— И ты пошла посмотреть?
Девочка подтянула под свитер ноги и превратилась в настоящий шерстяной ком. Жандарм снова спросил о мужчине на вагоне.
— Папа видел все сам, — ответила девочка.
Жандарм переспросил ее отца, и тот заметил, что сейчас ее очередь отвечать на вопросы. Тем временем шерстяной комок медленно тянулся к камину, пытаясь согреться в отблесках пламени.
— Ну хорошо, так что же ты все-таки увидела? Скажи, и я оставлю тебя в покое.
В этот миг одно из поленьев в камине треснуло, выпустив в потолок сноп светящихся искр; стул, на котором сидела девочка, заскрипел.
— Аннет, расскажи, что ты видела.
В трубе завыл ветер, девочка шмыгнула носом, принюхиваясь.
— Погребальный плач.
— Это она о своем дяде, — поспешил вставить отец, — его похоронили на прошлой неделе.
— Ага, с черными рукавами.
— Но он не умер, детка, — мягко заметил жандарм.
— Умер.
Девочка выпростала ноги и голову из-под растянутого свитера, спрыгнула со стула и опрометью выбежала из комнаты.
— Она тогда очень плакала, — объяснил отец после того, как девочка убежала. — Я нашел ее на тропе, она вся была в соплях и не хотела говорить. Шапка в репьях, какие-то щепки, листья, пальто и колготки все в грязи. Понятно, что она была в лесу. Я ей говорю: не бойся, я не буду ругаться, расскажи, что случилось. И она показывает пальцем на деревья. Я думал, там птица какая ее напугала, или заяц, или кабан раненый. Ну, взял ее на руки и пошел прочь.
А она все повторяла: «Дальше, дальше». Я и направился к другому концу рощи. А она все: «Дальше!» Так мы и добрались до вагонов. И только она их увидела, стала пинаться: «Отпусти меня, поставь на землю!» Я отпустил; она стоит на снегу, вся трясется, лицо руками закрыла и от вагонов отворачивается. Я смотрю, она в ужасе — значит, там точно какой-то зверь мучается. Тогда я отправился туда один. Снегу навалило по колено. И потом увидел его, как только подошел поближе, — длинный, лежит на спине. Я машинально отвернулся от его лица, осматривался, пока все не разглядел. Снег был примят строго по контурам его тела, ни единого следа, словно он с неба свалился.
Далее отец припомнил, что лицо у лежавшего человека было красное, словно от солнечного ожога, кожа вздулась, и оно напоминало маску, которая вот-вот растрескается. Пальцы едва торчали из рукавов, тонкие и обугленные, словно птичьи когти. По всей его одежде он заметил черные подпалины — на руках, на груди, на ногах. Он походил на жареного поросенка, — если бы видели, вы бы поняли!
Жандарм кивнул:
— Продолжайте.
— Я подумал, что человек мертв. Через плечо я видел Аннет, она стояла посреди поля, как истукан. Я решил потрогать тело. — Отец девочки протянул руку к пылающим поленьям: — Вот так, кончиками пальцев. Дотронулся до молнии — металл был теплым. Теплым, а на дворе, между прочим, минус пятнадцать! Все теплое, снизу доверху, от застежки до верхней пуговицы! Я потрогал его шею — мне показалось, что есть пульс. Тогда я обратил внимание на его веки и понял, что он жив. Я вообще ни черта не понимал, окромя того, что человек жив. Тогда я побежал к Аннет, сграбастал ее, почти без признаков жизни, и понес домой. Потом пошел к соседу и сказал, что видел мертвого человека неподалеку от Пти Ваш. Тому удалось завести трактор, мы объехали лес, оставили машину и дальше пробирались по снегу, протаптывали и расчищали лопатой. Нашли тело, он приподнял его, я схватил за подмышки, сосед за ноги. Одежда вся прогорела вплоть до тела. На снегу не было ни капли крови, вообще ничего. Вообще!
— А шум вы тоже слышали?
— Подумал, что, может, взрыв какой-то, но мне-то что с этого? Когда бахнуло, я проверял школьные тетради дома.
— Так, хорошо, а потом вы отнесли тело к трактору?
— Я поволок его, ну, типа, как на буксире. Он весь промок, мы вообще замерзли. Застонал. Он то открывал глаза, то снова закрывал — я боялся, вот-вот помрет. Больница в десяти километрах, еще счастье, что трактор вытянул. И этот парень живым доехал. Там его сразу положили на носилки, и больше мы его не видели. Меня спросили, кто это, но я ответил, что вообще понятия не имею. И потом рассказал все то, что и вам. И они записали мой адрес и фамилию — Жан Ферье, учитель из Бейля. Я поинтересовался, что же такое могло произойти, но мне сказали, что судить рано.
— А теперь, — спросил отец девочки у жандарма, — вы можете сказать мне, что там вообще случилось? А то уж три дня…