Франсуа больше ничего не нужно. Он спокойно наблюдает за восходом солнца, смотрит, как спускаются сумерки; радиоприемник что-то бубнит, но он не слушает его; иссушенные жаждой фикусы роняют листья. Сильвия занимается в его комнате — он слышит, как она делает уроки, заучивает наизусть стихи, зубрит математические правила… Но это всего лишь слабый отголосок жизни, достигающий его слуха.
Иногда Сильвия присаживается рядом с фикусами и поглаживает их опадающие листочки. «Смотри-ка, — говорит она, трогая почти засохшие ветки, — вот что тебе стоило хоть чуть-чуть задом двинуть? Они были здоровые и зеленые, а что теперь?»
Фикус такой же инвалид, как и я, думает Франсуа с отвращением.
И поскольку он никак не реагирует на ее слова, Сильвия подходит к его ложу, поворачивает к себе заросшее бородой лицо брата и говорит:
— Ты уже всех задолбал!
Она пытается найти нужное слово, чтобы описать его состояние. И это слово — неврастения… Но помимо возни с Франсуа у нее есть кое-что еще, чем имеет смысл заниматься. Точнее, кое-кто — ее пассия, Жюльен. И это ее несколько успокаивает.
Франсуа продолжает жить. Он счел, что Ма и Сильвия не должны страдать от его смерти больше, чем он — от своей жизни. Он слишком высокомерен для того, чтобы покончить с собой, и эта надменность спасает его от погибели. Как бы то ни было, он, благодаря Ма и сестре, на время отвлекается от своих помышлений. По требованию матери он провел восемь дней в Англии, где научил Сильвию плавать. Сестрица плавает как топор, а море — не гладь бассейна; к тому же, не имея рук, довольно трудно объяснить, как правильно ими работать. Он и сам-то едва не утоп в волнах. Но зато Сильвия научилась держаться на воде; он сразу почувствовал себя нужным.
Вернувшись в Париж, он получает письмо от Надин. Она пишет, что жить так далеко друг от друга — плохой способ сохранить любовь, что ей жаль, хоть он и не поверит. Само собой, Франсуа не дурак и прекрасно понимает, что Надин таким образом пытается дать понять, что ему, безрукому инвалиду, нечего рассчитывать на любовь, на взаимность. Что он не достоин такого сокровища, как Надин Фай. Далее следуют уж совершенно ходульные, пустые слова, и Франсуа, не дочитав письма, предает его огню, наблюдая, как лист бумаги корчится в пепельнице. С этого мгновения Надин для него мертва — ему хочется так думать.
Гнев, обида, раздражение — все это заставляет его снова приступить к занятиям. Но теперь у него нет цели, ему не к чему стремиться, Надин потеряна для него безнадежно. Она растворилась в воде бассейна, он бросается с тумбы вновь и вновь, от массы и скорости вода сжимается под ним, словно сведенный судорогой мускул; Франсуа обрушивается на ее поверхность, отводит душу, словно вода виновата в его несчастье, и все его товарищи понимают, что какую муку он терпит… Он изматывает себя тренировками, и боль постепенно отступает — Франсуа теперь иногда даже не отказывается поужинать с семьей, он тепло встречает клиентов ателье — в общем, возвращается к нормальной жизни. Он возобновляет курсы английского, посвящая себя языку с той же свирепостью, с какой еще недавно бросался в воду; он капля за каплей выдавливает из себя тоску и слабость, он превозмогает себя.
И вот однажды вечером Франсуа превращается в Эмили Жуано, ту самую девочку с заячьей губой, которая тогда, в сорок девятом, под лестницей у школьной столовки забыла о своем уродстве… Он соблазняет мать своей ученицы — Марианны. И он позволяет ей раздеть себя, и уложить на диван, и покусывать его ключицы, и ласкать языком его живот, и сунуть его восставший член под юбку, глядя в глаза. Она начинает ритмично двигаться, проталкивая его в себя как можно глубже, а он только и может, что повторять за ней — она больше заботится о своем, нежели его удовольствии, а вернее, хочет скорее заполучить его семя, семя безрукого инвалида, эликсир чудовища, и он понимает это; мысли его туманятся, и он поддается ее воле, ибо она стирает в его сознании образ Надин. Эта женщина означает для Франсуа лишь горечь и печаль. Она получила, что хотела. Он тоже. И он признателен ей за это.
Иногда на него находит чрезвычайная живость — он ныряет в бассейне, наматывает километры во время прогулок, провожает Сильвию в лицей — порой она настоятельно просит его отстать, так как присутствие брата мешает ей общаться с Жюльеном. Тогда он занимается тем, что доставляет легкие посылки клиентам ателье, он проходит пол-Парижа ради одной цели — утомить себя, разнося пошитые рубашки, бюстгальтеры, кофточки, чтобы ощущать намокшую от пота одежду из-за бесконечных подъемов по лестницам, перебеганий через дорогу, чтобы слышать грохотание дверей за своей спиной, чтобы непременно ломило спину. Его душит ярость, и он таким образом борется с ней, он преисполнен страсти, которой одарила его мать Марианны.