— Леди Роза! — воскликнул он, пряча весь ужас от встречи в ослепительной улыбке. — Вы все хорошеете и хорошеете!
— Еще бы, — веер, щелкнув, расправился и смахнул локон с блестящего виска. — А я вчера ожидала вас, хотела взять уроки стихосложения — все знают, что я увлекаюсь искусствами.
— О, я, право, даже не знаю, могу ли…
— Сегодня вы свободны? — Леди куснула малиновую губу. — Вечером?
— У меня столько дел, — снова улыбнулся Мурена, запоздало понимая, что леди Роза могла трактовать это как флирт. — Маловероятно, что…
— Я буду ждать вас, как погасят свет.
Леди Роза точно знала, что такое флирт, поскольку, опустив руку, недвусмысленно пожамкала его яйца через штаны. За спиной неторопливо застучали каблучки, и Мурена, закрыв глаза, постоял, избавляясь от ощущения чужой пятерни между ног. Сегодня он снова ночует на конюшне. Только нужно будет забрать Кори.
После завтрака, который Леон съел без аппетита, потому что до этого проглотил тонну сдобы, — нужно будет компенсировать отжиманиями, — и пережив беседу с невестой о выборе цвета бантиков на подвязках, он направился в библиотеку, где довольно быстро подписал все необходимые документы о передаче в собственность домика с виноградником, которого и в глаза не видел. Мурена, пряча подписанную бумагу во внутренний карман, сообщил поверенному, что в случае утечки информации тот лишится возможности заниматься своим трудом дальше.
— Руки по локоть отгрызу, — сказал он, улыбаясь шире обычного, чтобы было видно зубы. — А ноги ты сам себе отгрызешь, если не истечешь кровью к тому моменту.
Поверенный, меняя цвет от бледно-серого до зеленого, шустро застегнул саквояж и юркнул к выходу. Мурена тоже удалился — его позвали бренчать на арфе и составлять досуг для юных родственниц Весты, с тем отличием, что в этот раз в сопровождении охраны — взрослые родственницы вместе с невестой выбирали цвет бантиков для туфель, а оставлять молоденьких девушек в компании шута было слишком опрометчиво. Перед уходом Мурена сказал, что к вечеру должен приехать отец Брундо, настоятель местного храма с напутствием для новобрачных и часовой проповедью.
— Молись, ебись — ничего нового не услышишь, — проговорил Мурена, закрывая дверь, и Леон, посидев в тишине, снял с верхней полки том с историей государств. Нужно было вникать в суть происходящего и наверстывать упущенное. Он так увлекся чтением и родословными, — в отсутствии интернета мозг впитывал любую инфу с жадностью — что пропустил обед, а к ужину явился сам святой отец в сопровождении двух молоденьких монашек. Монашки были облачены в простые темно-синие плащи, волосы были убраны под своеобразный головной убор, напоминающий колпак, а святой отец, раздутый, как медуза, и важный, как индейка-производитель, вышагивал в балахоне такого же цвета. О том, что явился важный гость, Леон угадал по поднявшемуся шуму: во двор высыпала вся прислуга, затем выбежали домочадцы и гости. Святой отец выбрался у ворот из личного такси — маленькой кабинки, которую несли двое здоровых с виду парней. Кажется такой девайс назывался паланкином. Двигавшаяся за ним процессия из собак, мальчишек и попрошаек сначала сгрудилась у входа, а затем повалила следом во двор.
— Боги, какое мракобесие! — ужаснулась Веста, прикладывая к носу платочек. — Все отбросы города увязались! Как смердит!
Охрана, состоящая из бритоголовых мужчин в портупеях, принялась расталкивать сброд и тот с визгом, гоготом и проклятиями понемногу начал сдвигаться к выходу, хотя мальчишки успели подергать монашек за юбки и спереть чьи-то рейтузы с бельевой веревки. Кто-то бросился под ноги святому отцу, и тот, оступившись, свалился на землю, подняв облако густой пыли.
— Святой отец! — воскликнула Веста, бросаясь к нему.
Леон подумал — сейчас. Это точно случится сейчас, и убедился, что не ошибся, когда в руку Весты вцепилась старуха в лохмотьях. Он видел во всех подробностях ее почерневшие длинные черные ногти, больше похожие на когти птицы, впивающиеся в тонкую кожу, ввалившиеся глаза и обезображенный язвами нос, а также рассеянные по лицу и шее пятна — некрупную чешую. Веста заголосила, пытаясь вырваться, но когда Леон подбежал, старуха смылась вместе с прочими бродяжками.
— Нет, нет! — уже плача, Веста задрала рукава платья — в месте, где ее коснулись пальцы старухи, расцветали красные пятна. — Только не это!
— Что с ней? — спросил Леон оттряхивающегося от пыли святого отца, которого подняли монашки.
— Бедное дитя! — произнес тот патетично. — Это змеиная болезнь! Ты много грешила и воздалось по заслугам — придется перенести торжество и приходить на ежедневную проповедь до полного излечения. Сегодня я останусь, но завтра жду тебя в молельне.