— Я не нашёл свечей, — сказал Леон, оглядывая заставленный едой поднос и сглатывая слюну.
— Вы хотите ужин при свечах? — отозвалась служанка. — Я могу поискать в кладовке. Или вы забыли и…
Наслушавшись, скорее всего, разговоров про герцога, которому отшибло мозгу, она посмотрела на него с сочувствием. Затем хлопнула в ладоши, подняв их над головой, и под потолком загорелись три крупных шара, похожих на китайские фонарики. Свет от них ложился равномерно по всему помещению, Леон уставился на них, подавляя в себе желание выразить восторг нецензурно.
— Если понадоблюсь, звоните в колокольчик, — произнесла служанка, закрывая за собой дверь.
Леон накинулся на запечённое с картошкой мясо с жадностью, ощутив себя внезапно голодным. Картошка тут росла — тоже плюс, как и то, что мясо было вполне определяемого происхождения, свинина. Вкусно приготовленная, с зеленью и специями. После ужина, который запил разбавленным вином, — кислым, что зубы сводило, но вполне сносным, — Леон открыл дверь в помещение, названное про себя «ванная», где имелась ванна, напомнившая элитное джакузи из красного дерева, ещё одно ростовое зеркало и помещающийся рядом красивый столик с тазом и кувшином. Стало быть, раковина. Унитаза не нашлось.
Леон, скрепя сердце, вернулся в комнату и заглянул под кровать, обнаруживая белоснежный, украшенный росписью и фамильным гербом, горшок с ручкой.
— Ваше Превосходительство уже понял, что нужно делать с этим предметом искусства? — раздался позади голос шута. — Если нет, то ваш верный слуга готов вам пояснить. Только направить не смогу, простите, я брезгливый, только после купания.
Леон запихнул горшок подальше и поднялся, понимая, что дверь лучше запирать, если ему захочется продолжить свои исследования. Шут сидел в кресле боком, перекинув обе ноги через подлокотник и смотрел на него с ленивым ожиданием.
— Послушай, ты должен мне все объяснить, — сказал Леон, опускаясь на край кровати напротив и по-привычке широко расставляя ноги, подавшись затем вперёд. Живота не было, потому эта поза теперь стала комфортной. — Я забыл абсолютно все, что касается и меня лично, и мира в целом.
— Брехливая ублюдина, — повторил Мурена, не сводя с него глаз, и когда он смотрел так, насквозь, становилось не по себе. — Заливай, послушаем.
— Пожалуйста, — сказал Леон. — Или я отправлюсь на поиски того, кто сможет. У вас есть тут кто-то типа алхимика, звездочёта? Какие-нибудь… ученые?
— Кто? — зрачки в бирюзе расширились, причём правый стал заметнее больше левого. — Их же всех в прошлом году на дыбу подвесили за пророчества о падении небесного камня.
— Астероида? — подсказал Леон, и шут картинно вздохнул: — Герцог наш совсем скатился, отупел и чушь несёт…
— Стой, я понял, понял! Нет больше алхимиков и звездочетов… Как тогда работают эти шары? Кто владеет магией?
Мурена вскинул голову и глянул на потолок:
— Это же услуга. Если у тебя есть золотые, ты приглашаешь на дом ведающего человека, который создаёт заклинание, работающее многие годы — будь то светильники, борьба с грызунами, ещё что… Это же ремесло, Ваше Превосходительство, не огорчайте меня своим неумелым враньем.
— Я не вру. Клянусь тебе. Я чувствую себя глупо, растерянно и просто ужасно, на самом деле.
— И именно поэтому ты, видимо, вообще со мной разговариваешь. За минувший год мы с тобой перекинулись парой слов, и то только потому, что ты лично меня высек кнутом.
Леон в замешательстве нахмурился:
— По какой причине это произошло?
— По причине? — тёмные, не в цвет волос, брови Мурены приподнялись насмешливо. — Если у человека есть титул, то причины не требуется. Ты сделал это потому, что захотел. Потому, что я послал тебя при всём дворе, когда ты намекнул, что я ещё и шлюха без роду и племени. Может и так, но… Дальше тоже не помнишь?
— Не помню.
— Дальше совсем не интересно — это так не благородно, когда тебя секут на конюшне рядом со стойлом. Некрасиво, втихую, при всём дворе было бы драматичнее. И помощь друзей, которые меня держали, не понадобилась бы. Но если бы я тогда рассказал Его Величеству, то потерял бы прекрасную возможность наблюдать, как ты вертишься ужом на жаровне, пытаясь избежать свадьбы. О, я бы многое потерял, поверь мне, светлый принц!
Герцог определённо был большой мудак — и сомневаться не стоило. Леону предстояло узнать ещё многое, и это многое его страшило.