— Знаешь, иногда мне кажется, что у меня — как у кошки — девять жизней! — слабым голосом почти нараспев, произнесла Мэри, как будто угасала. Тепло сна развеялось, оставив прохладу реальности.
Он попытался дотронуться до ее волос, но она выскользнула, немного грубо ответив «Перестань!». Резкая перемена состояния насторожила мужчину, и он очень мягко произнес:
— Что тебя мучит, моя сладкая девочка? Мурка, милая, скажи мне! Я рядом! И ты можешь мне доверять!
Мэри села на краю кровати, завернувшись в часть простыни. Чуть раскачиваясь на краю, она вела внутренний диалог сама с собой. С одной стороны, ей хотелось поделиться с любимым мужчиной той невыносимой болью, которая напоминает о себе так часто, что порой хочется уничтожить себя. «Забавный» случай в поле, когда охранники решили развеять тоску и покуражиться с невинной девицей, мчащейся на поиски возлюбленного, перевернул все вверх дном в ее мироощущении. Погасли светлые тона, и бедная Маруся долго блуждала в темноте. Она спряталась в оболочке Мэри от своих страхов, которые все равно напоминали о себе и ждали удобного момента, чтобы отгрызть еще кусок измученной страданиями души. Она так жаждала покоя! Искала смерти, рисковала, но для чего-то мироздание заставляло ее продолжать жить.
— Имею ли я право так поступать с тобой? — еле слышно произнесла Мурка. Голос ее дрожал, она выглядела странно, словно у нее начиналась лихорадка. Колченогому казалось, что она меняется внешне, превращается в ту Марусю из далеко прошлого. Возможно, это была всего лишь игра утреннего света, падающего на нее через окно.
— Если бы я получила какой-то сигнал… знак… Я бы осмелилась рассказать тебе о…
Неожиданно сверкнула молния, напугав Мэри так, что она вскрикнула. Колченогий попытался притянуть ее к себе, но она начала отбиваться:
— Не надо! Не надо! Не трогай меня! — закричала она, после чего отбежала от кровати и забилась в угол. Подобные приступы с ней были очень давно — в далекой деревне, в которой она медленно обретала вторую жизнь.
Послышались раскаты грома — начиналась гроза. От этого звука Варфаламеев резко подскочил на кровати, в которой был один, без Соньки, и это почему-то его встревожило. Обычно он спал очень чутко, но насыщенная событиями ночь физически вымотала его. Чекист поднялся с постели и увидел лежащее рядом с кроватью платье Соньки, что свидетельствовало о ее присутствии в гостинице. Дорогие фешенебельные апартаменты были весьма просторны. Покинув спальню, он оказался в комнате для приема посетителей. Сонька сидела прямо на полу, кутаясь в его рубашку, лицо ее было заплакано. Варфаламеев пытался понять, что послужило причиной ее расстройства. Он не сразу заметил на полу документы, раскрывающие, кем он является на самом деле.
Она повернула к нему припухшее от слез лицо, подбородок ее дрожал.
— Доброе утро, начальничек! — бесцветно произнесла она. — Быть может оно последнее в твоей жизни.
Сонька дрожащими руками навела на него пистолет. Он похолодел. Что ждать от той, что живет среди воров и убийц? Александр мог предвидеть, что она могла обшарить гостиничный номер. Впускать ее было безалаберно — он это признавал. Чекист не любит визитов без предупреждения. Возникшая на пороге гостиничного номера заплаканная девушка застала его врасплох. Ей просто хотелось отогреться, после того, как Колченогий прогнал ее с праздника, при этом прилюдно унизив. Вечер прошел как обычное свидание страстно жаждущих друг друга любовников.
— Я все могу объяснить! — уверено произнес Варфаламеев, он казался спокойным, будто наставленный пистолет его совсем не смущал.
— Ты знаешь, что будет, когда узнают, что я провела ночь с чекистом?!
По суровым законам уркаганов ничего хорошего ее не ожидало. «Обувая» фраера — то есть ограбив его — репутация не пачкается, даже если девушка опускается до постели. Но вступив в связь с тем, кто по другую сторону баррикад — представителем правоохранительных органов — опрометчивая дама подписывала себе смертный приговор. Подобную оплошность воры не прощали никогда. Еще в притоне Сонька слышала массу леденящих душу историй о зверски убитых девушках, пренебрегших правилами блатного мира. Ее «настоятельница» твердила: «Коль случилось, что оступилась — беги топись или вешайся!».
— Я тебя застрелю! Тогда мне ничего не будет. И Колченогий снова обратит на меня внимание! Да, я буду героиней! Меня будут уважать… Меня будут бояться…
Руки Соньки тряслись, состояние у нее было на грани истерики, пистолет плясал из стороны в сторону, что было весьма опасно. Столько людей погибало от случайных пуль!