Доктор вышел, увидел Агафью, обрадовался.
- Вечер добрый, - говорит. - А у меня, представьте, затруднение...
- Коли ты про саквояж свой, так не обессудь, сокол ясный, - прервала его Агафья. - Его я у тебя брала, Семена пользовать, а то ведь как есть бы помер.
Доктор так и ахнул. Агафья-то ему все и рассказала. Тогда доктор ахнул еще раз.
- Вы сумели такие раны вылечить в домашних условиях? Да вы народный самородок, Агафья Петровна!
- Без Мурки я бы...
И тут раздался очередной выкрик какого-то гостя:
- Чтобы скотина была с приплодцем, а дитя с приморцем!
- Горько!
- Дураки, - пренебрежительно заметила Агафья. - Коли дитя лишнее, так подкинули бы, а коли боятся, что родилось на беду, так зимой заспать можно, а летом на солнце вынести, и вся недолга. Нашли, за что пить!
- Нешто можно так? - прошептали рядом.
Это Варька - подошла тихо-тихо, маленькая и грустная. Лицо в синяках, живот выпирает, глаза опухли - видно, плакала.
- Дитя же, кровь родная, - с нажимом вдруг сказала Варька. - Что ж его так - заспать?
- С приморцем, это как? - спросил и доктор.
- Чтобы померло быстрей, - пояснила Агафья.
Выдохнул доктор. Снова заговорил о дикости да жестокости. И о том, что он-то думал - народ носитель здоровой морали и нравственности, чистоты. А он, оказывается, с приморцем...
- А ты бы хотел, сокол мой свет, чтоб твое дитя да на голод и муки родилось? - возразила Агафья. - Погляди: тут у всех ребятишек мал мала меньше, сапоги одни на всю ораву, жрут сухие корки. Бывало, родит баба пятнадцать дитёв, а вырастит дай Бог если пятерых! Пусть уж сразу помрет, чем будет мучиться.
- Нет, - шепнула Варька. - Я лучше сама помру, а чтобы ребеночек мой жил.
День прошел с того вечера, два - тут Агафья забеспокоилась.
- Иди, - говорит Мурке, - присмотри за Варькой. Как бы не вышло чего. Ей уж и рожать скоро, так ты меня живее позовешь.
А пока Мурка ушла, Агафья давай собранные и высушенные травки перебирать. Их ведь тоже просто так держать нельзя. Коли ты к ведьме приходишь, у ней всегда травки пучками с потолка свисают, - то для запаха, не для дела. Запах травный и сердцу отрада, и настроиться помогает. А те травы, что для дела, каждая в особом коробе упрятаны. Вот по коробам Агафья их и раскладывала.
И вдруг - стук-стук!
- Добрый вечер, Агафья Петровна. Вы простите, что без приглашения?
- Заходи, дохтур, заходи, гостем будешь. Сейчас я тебе чайку-то заварю, - засуетилась Агафья. - Плюшек вон напекла...
- Чудесные у вас плюшки, - похвалил доктор. - А мне, Агафья Петровна, ваша консультация нужна. Есть у меня больная, видно, нервы не в порядке...
Слушает его Агафья, а у самой на душе тревожно. И за ту больную: вроде и барынька не из бедных, а явно по словам доктора, что ее печаль одолела и в могилу сводить. И не только.
Ан вдруг вбегает Мурка, запыхавшись.
Агафья и доктор так и приподнялись: разинула Мурка пасть и ну тужиться! Видать, большое что принесла... Тужилась, тужилась, да как выплюнет!
- Ребенок, - доктор так заволновался, что даже пенсне свое уронил. - Она похитила ребенка! Но это же подсудное дело...
- То Варьки ребенок и отца ейного, - Агафья пожевала губами. Руку над ребенком подержала. - Смерть рядом вижу. Нет Варьки больше на свете, да и дочку ейную, спасибо, Мурка спасла...
- Как - видите?
- Воду вижу.
И верно: Мурка дрожит и вся мокрая, видно, ребенка из воды уже доставала.
Взялся доктор малышку осматривать, Агафья же тем временем Мурку закутала и молочка согрела для обеих. А дочка у Варьки славная, хоть и от родного отца! Глазки ясные, личико белое, чистое, - загляденье, а не младенец.
- Смотрите, - говорит доктор, - пятно родимое на самом темени...
- А это и есть знак, - пояснила Агафья. - Вот видишь, а ты спрашивал про ученицу. Не зря ее Мурка мне принесла!
Доктор головой покрутил, но ничего не сказал - ни про темный народ, ни про суеверия. Видно, понял, что кое в чем Агафье виднее. Спросил о другом:
- Агафья Петровна, а кто же такая Мурка? Ведь она не простая кошка.
- Ить и не кошка она. Коловерша она! Кому просто Мурка, а мне первый помощник и добытчик. Говорю ведь - кабы не Мурка, я бы и половины людишек не спасла.
Доктор почесал бороду. Подумал и повторил: - Надо же... коловерша!