Потом он увидел на письменном столе свою собственную заметку.
— Вот здорово! — воскликнул он. — Я иду на работу. И меня не уволят. По крайней мере сегодня…
Его радость угасла. Он пошёл на кухню, где обнаружил сваренный для него кофе. Посуда была вымыта. «Очень мило с её стороны».
Слуховое окошко было распахнуто настежь. Значит, бездомная дама убралась тем же путём, каким появилась.
«Хоть погода наладилась, — подумал Тиббе. — Ей не нужно будет бродить под дождём. Неужели она опять отправилась разговаривать с кошками? Если бы она осталась здесь… Если бы я взял её в дом… Тогда, может быть, она приносила бы мне каждый день какую-нибудь свежую новость». Он чуть было не крикнул в окно: «Мурли, кис-кис-кис!»
Но сдержался.
«Гнусный эгоист, — строго сказал он сам себе. — Ты хочешь взять в дом женщину-кошку исключительно в своих собственных интересах. Как низко с твоей стороны! Забудь её и сам добывай себе новости. Нужно избавиться от застенчивости. К тому же она, вероятно, ушла насовсем».
А юфрау Мурли была тем временем неподалёку. Она сидела на крыше Страхового банка — самого высокого здания в округе — и вела разговор с Помоечницей.
Помоечницей её прозвали потому, что была она кошкой, прямо скажем, драной. И лапы у неё были вечно грязные. Хвост облез, рваное ухо по-бандитски съехало набок, серо-бурая шерсть торчала клочьями.
— У тебя скоро будут котята, — сказала Мурли.
— Чтоб им провалиться! — буркнула Помоечница. — Сколько раз я себе говорила: пора с этим завязывать. Вся моя жизнь — это сплошные котята.
— Сколько же у тебя детей? — спросила Мурли. Помоечница поскребла за ухом.
— Чтоб я знала, пропади они пропадом!
Помоечница была грубовата. Но бродячей кошке, сами понимаете, не до светских манер.
— Ладно, не обо мне речь, — проворчала она. — Твои дела куда хуже моих. Как же это тебя угораздило?
С брезгливым любопытством она оглядела Мурли со всех сторон.
— Понятия не имею. — Мурли погрустнела. — И знаешь, что самое ужасное? Полбеды, если бы я стала человеком совсем. Так ведь нет: я какая-то серединка на половинку.
— Никакой серединки на половинку я в тебе не вижу. Вылитый человек.
— Я имею в виду внутренне, — пояснила Мурли. — У меня остались все кошачьи повадки. Я мурлыкаю, шиплю, трусь головой, как кошка. Вот только моюсь я мочалкой. А что до мышей… надо попробовать.
— А помнишь ли ты Великую Мартовскую Мяу-Мяу Песнь? — спросила Помоечница.
— Кажется, помню.
— А ну-ка, затягивай!
Мурли открыла рот и издала мерзейший кошачий вопль, которым все уважающие себя кошки встречают весну.
Помоечница немедленно присоединилась к ней, и их душераздирающий истошный вой огласил округу. Концерт продолжался до тех пор, пока на крыше не распахнулось слуховое окно и кто-то не запустил в них бутылкой. Бутылка приземлилась как раз между ними, и они брызнули врассыпную.
— Получается! — радостно крикнула Помоечница. — Знаешь, что я тебе скажу: у тебя всё наладится. Тот, кто так хорошо поёт, никогда не перестанет быть кошкой. Ты случаем ничего не чувствуешь на верхней губе? Усики не пробиваются?
Мурли проверила.
— Нет, — вздохнула она.
— А хвост? Что у тебя с хвостом?
— Совсем исчез…
— А ты не чуешь, что снова становишься кошкой?
— Нет, ни малейшего намёка.
— А дом у тебя есть? — поинтересовалась Помоечница.
— Мне показалось, что есть… Но там, наверное, ничего не выйдет.
— У этого парнишки из газеты?
— У него. — Мурли кивнула. — Я ещё немножко надеюсь, что он меня позовёт. Я оставила свой чемоданчик там неподалёку, за печной трубой.
— Уж лучше бродяжничать, — посоветовала Помоечница. — Самое милое дело. Присоединяйся ко мне. Я тебя познакомлю с кучей своих отпрысков. Всех их разбросало по белу свету. Один мой сын пристроился при фабричной столовой. А одна моя дочь живёт в городской ратуше, её зовут Муниципалка. Другой сын…
— Тс-с-с, подожди, — перебила её Мурли. Они замолчали. По крышам прокатился крик:
— Мурли, кис-кис-кис!
— Ну вот, — прошептала Мурли. — Он зовёт меня.
— Не ходи, — фыркнула Помоечница. — Давай бродяжничать. Свобода дороже! Вот увидишь, он отнесёт тебя в корзинке к ветеринару. Тебе сделают укол!
Мурли заколебалась.
— Всё-таки я пойду, — решилась она.
— Ты совсем рехнулась, — сказала Помоечница. — Пойдём со мной. Я знаю один фургон, на пустыре… там тебе будет и крыша над головой, и там ты опять запросто превратишься в кошку.