- Нуууууу, сразу после армии, я ещё в загранку ходил.
- Это как?
- Хммм, - он ухмыльнулся разнице в их мировоззрении. – За границу, на торговом судне, это было очень престижно в те времена.
- Так ты моряк дальнего плавания?
- Он самый. Так, о чём я? Мне было лет двадцать пять, ей и того меньше, мы жили вместе… наверное, около пяти лет, да, примерно так.
- Иииииииииии???
- И что, Мурочка? Жили, а потом разошлись.
- Но это же тааааак много…
- Да, для двадцати пяти это много…
- А почему разошлись?
- Наверное, ей хотелось определённости, хотелось узаконить отношения, думаю, она ждала от меня этого, но я как-то не сообразил, и, как итог, мы разбежались, она вышла замуж, а я как-то один… был, до тебя… вас.
- Ты до сих пор любишь её, - девушка опустила голову и готова была заплакать от уверенности, что он до сих пор любит некую девушку, не её… При этом она не могла бы сказать, что бы она ответила на признание большого дяди в любви. Эти чувства были очень противоречивыми, однако ревность побеждала всё.
- О, нет, Мурочка, конечно, нет, я о ней и не думаю, просто ты спросила, я ответил.
- Правда?
- Конечно, клянусь, я вовсе не люблю её, - слова, которые чуть было не сорвались с языка, мужчина оставил себе, проглотив их с комком в груди.
- Это хорошо, - отчего-то девушке действительно стало хорошо. Она была практически вжата в мужчину, в большой комнате, где возвышалась ёлка и потрескивал камин, издавая характерный звук и запах. Она впитывала в себя и этот запах, и ощущение тепла и покоя, ощущение счастья и какого-то довольства жизнью, разрешая себе не пугаться этого, а наслаждаться.
Уже отдаваясь поцелую целиком и полностью, как умела только его Мурочка, она закинула на его поясницу ногу и буквально втиралась в мужчину, мурлыча при этом.
У мужчины каждый раз перехватывало дух от того, как сверкали глаза девушки, какой открытой и даже смелой становилась она в такие моменты. Она просила больше и больше, ещё и ещё, и получала это.
Его руки сняли сначала красную трикотажную кофточку, и он нежил грудки, казавшиеся меньше из-за размеров его рук, потом шорты и, не найдя под ними трусиков, он долго гладил внутреннюю сторону бедра, видя, как в нетерпении, а то и в злости, Мурочка требует его рук на самом нежном, интимном месте. Возможно, давал он больше, чем получал, возможно, Агата этим пользовалась, но мужчина не возражал, а только приветствовал такое поведение.
Ему хотелось доставить Мурочке удовольствие, радость, хотелось, чтобы она вздыхала, а потом срывалась на крик, хотелось, чтобы её глаза расширялись, когда он входил в неё, всегда осторожно, давая ей время, ускоряя амплитуду и глубину толчков. Они испробовали массу позиций, нашли свои уловки и радости, подстроились друг под друга и получали максимальное удовольствие от занятий любовью. При этом Ярослав отчаянно понимал, что никто и никогда не дарил ему такой спектр удовольствий и радости, как Мурочка. Она была смелой девушкой, немного безбашенной и, порой, просила о неожиданных вещах своего большого дядю, и он мало когда мог или хотел отказать ей.
Сейчас, уставшей от взаимный ласк, ощущающей натёртость, как это бывало всегда, Агате не хотелось никуда идти, подниматься на второй этаж, как и делать любые телодвижения.
- Не хочу вставать.
- Мурочка, скоро проснётся Машенька.
- Я не хочу, не пойду, я тут хочу.
- Хорошо, - он быстро встал, улыбнувшись, принёс пару одеял, подушки, а потом уложил между ними Машеньку, поставив между подушек молоко, которое потребует девочка.
Утром он проснулся от того, что кто-то переступает через него, это был Арни, который пытался тихо забрать свою книгу, но родители спали, растянувшись прямо посредине комнаты, оккупировав при этом подходы к дивану, на котором и лежала книга.
- Тсссссссс, - Арни, показывая глазами на спящих Агату и Машеньку, на что Ярослав только кивнул головой и, подоткнув одеяло под обеих, отправился на кухню, где они втроём благополучно справились с завтраком и отправились кто в школу, а кто на работу.
Агата быстро зашла во двор, закрыла за собой калитку и стала вытаскивать Машеньку из красной – а какой ещё? – коляски. Девочка капризничала всю дорогу, хныкала и просилась на ручки. Всё, что успела заметить Агата – что девочку буквально вырвали у неё из рук, в следующее мгновение она услышала грохот чего-то, и мужской крик, смешанный со своим, от боли и непонимания. Кто-то откинул её далеко по вычищенной дорожке, она упала, больно ударив колено и голову, и сейчас смотрела, как Он, тот самый человек, держит Машеньку на руках, от чего та извивается и отчаянно плачет, а Антон приставил к голове мужчины пистолет…