этого мотора и продать их заводу, но, во всяком случае, он сделал большое дело, доставив на завод краденые
чертежи.
После этого инцидента все дела группы пришли в нормальное состояние. Летная часть продолжала
вывозные полеты новых летчиков. Товарищ Ремезюк пытался научиться пилотированию «муромцем», но у
него это получалось плохо, и после нескольких вывозных полетов он прекратил попытки овладеть кораблем.
Помощником начальника Авиагруппы был назначен т. Панкратьев, т. Башко, по его просьбе, был назначен
начальником технической части, а т. Романов — инструктором-летчиком. Мне удалось завести в складе
инвентарные книги и добиться приказания выписывать со склада необходимые материалы.
В мае все опять нарушилось: со стороны Воронежа появилась конница Мамонтова, которая угрожала
Липецку.
Тогда т. Панкратьев, имея на борту корабля нового начальника части военлета Ремезюка, совершил
боевой разведывательный полет, уточнив расположение и количество белогвардейских частей, чем
способствовал ликвидации их наступления. Но ввиду невозможности перебросить на новый фронт
достаточных сил нависла угроза захвата белыми Липецка, — был получен приказ эвакуировать группу в Са-
рапул-(на Каме).
Пришлось работать днем и ночью. Мы сохранили тару, в которой было привезено имущество,
благодаря чему удалось очень быстро упаковать ценное имущество и без промедления погрузить его в вагоны.
На всякий случай было поставлено передовое охранение, вооруженное тремя пулеметами. К первому эшелону
прицепили специально один вагоет для семей служащих, которых нельзя было оставлять в Липецке.
Через пару часов вышли еще два эшелона с разобранными кораблями. В Белеве нас задержали на
целую неделю, так как перетаскивать три эшелона в неизвестное место было рискованно, и для выяснения
обстановки отправили квартирьеров в разные места, и в том числе в Сарапул. На окраине города находился
спирто-водочный завод, который не работал уже два или три года. Рядом было ровное поле, поросшее
ковылем. На территории завода находились хорошие помещения под склады, мастерские и для
расквартирования всего личного состава. Остальные обследованные места оказались менее пригодными, и мы
поехали в Сарапул.
Для расквартирования была назначена комиссия под председательством тов. Башко, вновь
прибывшего мото- риста-механика тов. Горелова и комиссара тов.Косенко, которые, осмотрев помещения,
распределили их.
Примерно через неделю все пришло в норму, поставили палатки и приступили к сборке кораблей.
В конце декабря в Сарапул прибыли: военлеты Еременко, Моисеенко, электротехник Дворников,
мотористы Ми- лованов, Грошев, Буробин, комиссар Полевой.
В середине августа из Главного Управления прислали на должность пом. начальника Авиагруппы
Когутова Ивана Львовича, а Панкратьев был отозван в Москву на должность начальника оперативного отдела
Управления Воен- но-Воздушных Сил Союза.
Мы, служившие в старой Эскадре Воздушных Кораблей, иногда собирались в техчасти у И.С. Башко
и вспоминали некоторые эпизоды из боевой деятельности «муромцев». Вспоминая прошлое, мы просили
Башко рассказать, как и при каких обстоятельствах ему удалось перелететь к нам...
Однажды, при хорошем настроении, он нам рассказал:
«Участвуя в наступлении Брусилова, мы оказались свидетелями того, как войска, оставляя фронт,
бросились по домам. Мы тогда не осознали происходившего процесса и, выполняя приказания командующего
фронтом, пытались остановить наступающие австрийские войска и впервые осуществили давнишнюю мечту
группового полета. 7 кораблей в сопровождении истребителей под моей командой обрушили весь свой запас
бомб на наступающих австрийцев. Вернувшись на аэродром, мы застали приказ срочно эвакуироваться из
Ягельницы, где мы стояли. Я приказал своим командирам Греку и Насонову готовиться к перелету в
Станьково с одной посадкой. Шаров (4-й корабль) лежал, раненный, в госпитале. В Станьково прилетели мы
вдвоем, Грек остался. В Станькове мы узнали, что немцы наступают и без сопротивления уже подходят к
Минску. Было необходимо спасать корабли. Приказав сжечь самое ценное имущество, мы вылетели по
направлению Бобруйска. У Насонова не заладился мотор, и он сел в Борисове, а я долетел до Бобруйска и
хотел пополнить запас бензина и масла и лететь дальше, на восток. Бензина я достать не смог, так как он
находился на ближайшей станции, и я попусту переговаривался с железнодорожниками, которые, как нарочно,
тянули до самого прихода поляков — «Войско- Польско». Полагая, что поляки будут содействовать моему
перелету подальше от немцев, я просил скорее снабдить меня горючим. Вместо этого они, пригнав вагон с
бензином на ст. Бобруйск, арестовали моих мотористов и предложили мне перейти на их сторону. Для охраны
корабля начальство послало 4 человек. Они караулили корабль и от нечего делать разговаривали со мной.
Сначала они интересовались кораблем, дальше — больше, перешли на политику. Тут я немного испугался,
думая, что они подосланы нарочно, чтобы выпытать мое мнение и намерения. Скоро я убедился, что ребята
говорят истинную правду, и я решил их проверить. Сначала я поговорил с Тром- щинским о возможности
побега на корабле. Он поговорил с Выржиковским и сказал мне, что тот согласен помочь в сборах и даже
будет рад лететь. Скуратов сам заговорил об этом, и мы решили бежать. Самое трудное было достать бензин.
Нужно было запасти для такого перелета не менее 30—35 пудов. Сначала они приносили в день не более пуда.
Мне удалось достать документ на 1,5 пуда для прогонки моторов. По этому документу мои орлы сумели
получить 3 пуда, и так, по бидонам, мы натаскали пудов 20. Нужно было еще хоть 10 пудов. Они мне
говорили, что поляки становятся подозрительными и нужно торопиться.
Немцы опять начали наступление. Мои помощники приуныли, и у них появилось сомнение в
возможности бегства. Помню, 20 мая прибежал ко мне Выржиковский и, сияющий, сказал мне на ухо, чтобы
никто не слышал, что они завтра привезут пудов 5 бензина, а через пару дней еще 15, но нужно суметь его
быстро слить. Это нам удалось, и мы назначили отлет на 22 мая. С утра 22-го числа была низкая облачность, и
я не решался лететь. К вечеру погода улучшилась, и я решил рано утром 23-го лететь. Утром был небольшой
туман. «Бердморы» взяли с полоборота. Ребята быстро вскочили в корабль, и, не дожидаясь прогрева моторов,
я дал полный газ, и мы взлетели.
Только теперь мои компаньоны сознались, что, кроме бензина и масла, они успели «приобрести» 2
пулемета «Льюис», «Маузер» и 3 «Нагана».
Погода нам благоприятствовала: на высоте 2000 м мы вошли в полосу тумана, скрывшего нас от глаз
с земли. На высоте 500 м над нами было голубое небо и светило яркое солнце. Моторы работали отлично.
Сидя за любимым штурвалом, я наслаждался этим звуком. На высоте 1500 м я несколько приглушил моторы,
чтобы сэкономить бензин. Те волнения, три последние ночи без сна и риск бегства стали сказываться — я
засыпал за штурвалом и, чтобы избежать катастрофы, приказал одному из компаньонов сесть рядом со мной и
подбадривать меня, если я начну дремать. Так мы летели часа три, и я уже чувствую, что больше не могу. Как
по команде, оба левых мотора чихнули и остановились. Начало заворачивать корабль. С этим я уже не смог
бороться и почти заглушил правые моторы. Немного приходя в себя, я сознавал, что посадка необходима,
иначе разобью машину. Перевел корабль на планирование и, всматриваясь в землю, искал место для посадки.