Ну и намучились же мы с этой системой потом. Делали, конечно, все сами, часто входили в
соглашение с другими кораблями, так как эта дрянь никогда вовремя не являлась, ничего не умела и не желала
уметь. А что после революции началось, так лучше и не вспоминать.
В экипаже корабля работали все. Я сам несколько раз видал фельдшера Веселова на экстренных
работах. Вот тут- то однажды и случился казус. Был сильный ветер, и велено было всем дежурить у палаток.
У нас был большой опыт, палатка стояла хорошо, и мы отправили к ней четырех человек. Да два раза ночью
наведывался офицер. Наутро оказалось, что на большом аэродроме ни одной палатки — все лежат. Мы
злорадствуем.
Но тут дело было не только в этом. Завод уже прислал следующие облегченные «Муромцы» и моторы
к ним английские — «Санбим». Алехнович11 (5-й «Муромец») уже получил таковой. Шестой тоже (ставили
два «Сальмсона» по 200 сил). А мы еще нет. В этом, оказывается, заключалось неудовольствие на нас
начальства: наш корабль уже был на аэродроме и собран, но нам официально не передавался.
День-два прошло — палатки лежат, мы слегка издеваемся. На третий день решаем втянуть свою
палатку поглубже в лес. С утра выводим «старика», валим палатку, перекрываем канаву с водою и к вечеру
ставим палатку и закатываем корабль. Пошел я на большой аэродром и начинаю скулить: черт знает что,
новые машины мокнут и жарятся на солнце, когда всякий хлам стоит в палатке. Я тогда к Игорю Ивановичу.
—
Игорь Иванович, а для нас корабль готов?
—
Да, — говорит, — уже давно готов.
—
Вот, — говорю, — жалость-то. А теперь он под дождем будет мокнуть, а у нас палатка
лишняя.
Как, — говорит, — так?
А так, — говорю, — что мы свою сегодня утром сами свалили, а к вечеру поставили. А то ночью,
должно, дождь соберется.
—
Да-да, это надо подумать.
Сборка 2-го корабля, аэродром в Яблонне, 1915 г.
А здесь же в собрании все начальство. У меня на всякий случай взят с собой один человек для связи,
и люди с аэродрома не расходятся.
—
Да-да, конечно, следовало бы новый держать в палатке, а старый — на дворе. Поручик
Кссилов, посмотрите, который номер?
(Я уже послал за людьми.)
—
Да вот тот, что стоит невдалеке от собранил, с тупой мордой.
Я поднимаюсь:
—
Так разрешите перекатить?
—
Хорошо, только как с людьми?
—
Не извольте беспокоиться. Это я беру на себя.
Вышел. Мои молодцы уже тут.
—
Забирай, ребята, — говорю.
И вот мои с гвалтом и гиком потащили корабль. Я на них цыкнул:
—
Ну вас! Тише! А то догонят и отнимут.
Сам вернулся в собрание. Там только головами качают.
—
Да этот второй корабль точно кагал какой-то. Все за одного, и тронуть-то никого нельзя.
Май 1915г., Бродович и Башко улетели во Львов. К нам приехал лейтенант Лавров12, принимает 1-й
корабль. Меня опять уговаривают принять корабль. Расхлопал свой корабль Фирсов. Лежит в лазарете и
оттуда уверяет, что это совсем не он виноват, а кто-то другой. Лично я поломку видел и считаю, что при
всякой потере скорости в конце концов будет поломка, если вовремя не ткнуть вниз и не набрать скорости.
Головин разгромил учебный, да так, что только чудом каким-то жив остался.
Оказывается, в штабе была манера каждому из летчиков в отдельности говорить разные лестные
вещи про него одного, ругая на чем свет стоит остальных. Но вышло неважно, потому что публика оказалась
большею частью дружная
3-й корабль Бродовича перед эллингом. Львов, 1915 г.
и сговорилась между собою. Дело-то и кончилось большим смехом.
Моторы, что нам прислали, по-видимому, весьма неважные. Уже сразу видно несколько
конструктивных глупостей: одиночное зажигание, свеча на крышке цилиндра, большое лобовое
сопротивление. Есть еще кое-что, но с этим можно и примириться.
Бродович во Львове поднял бучу. В результате его стали обвинять в чем-то гадком и добились его
отъезда из Действующей армии. Не верю. Бродович слишком порядочный человек.
Предлагали принять 3-й корабль. Я отказался. Мне что- то скверно. Ложусь в госпиталь в Варшаве.
Чуть не сошел там с ума и сбежал при первой возможности,
Как между всеми этими перипетиями скрасила нам жизнь Александринка! Целая группа молодежи, и
с ними Кондрат, Яковлев и привезший их в Варшаву Петровский. Вся эта публика — веселая, славная! —
бывает у нас. Мы ездим к позициям, где устраиваем катанье на аппаратах. (В Российском Государственном
Военно-Историческом архиве, в фонде Эскадры Воздушных Кораблей хранится документ — выговор
военному летчику Никольскому за самовольное катание посторонних лиц на самолете. — Прим. ред.) Вечером
на спектакле, а потом — кататься по Уяздов- ской и к «Белой акации». Чудная неделя душевного отдыха.
А мне все хуже. Наконец, отпускают в отпуск на месяц, и я уезжаю в Крым. Забываю, что где-то
война, и в месяц зарубцовываю легкое.
ПЕРВЫЕ БОЕВЫЕ ПОЛЕТЫ. ОТСТУПЛЕНИЕ
В середине июля еду в Эскадру. Подъезжаю к Бресту. Говорят: тю-тю, Варшава, — была, да сплыла.
Спрашиваю — не знает ли кто чего о «Муромцах». Кто-то говорит, что видел их около Белостока. Еду в
Белосток. Говорят: были где-то здесь, но уже давно не видать никого. Должно, куда-то ушли. Узнаю на
станции, что эшелоны с «Муромцами» были направлены в Лиду Виленской губернии (в мае—июне 1915 г. —
Прим. ред.). Еду в Лиду и там нахожу всю Эскадру.
Масса нового народа, мне незнакомого. Воздухоплаватель Нижевский тоже пристроился к эскадре, и
вообще масса новостей.
Команду 3-м кораблем принял Озерский13, и они с Башко натворили таких дел, что только держись.
«Киевский», например, взорвал поезд со снарядами. Потом целый ряд красивых бомбометаний вроде пяти
штук пудовых бомб в колонну грузовиков, шедших по шоссе. И ни одного промаха. В конце концов 5 июля на
них нападают немцы и набивают им рыло основательно. Башко ранят, но он доводит корабль почти до дома.
Однако, по обычаю, ломает его, так что в армии только один «3-й». Наши в Яблонне извелись и перед
отступлением свезли сколько можно было бомб немцам. Летали Лавров, Панкратьев и Алехнович. Летали по
два раза. Алехнович даже своим появлением дал возможность прорваться какой-то нашей части, бывшей уже
в почти безвыходном положении.
Аэродром Эскадры в Лиде, 1915 г
Одним словом, сделали, что могли, и перелетели в Белосток. Затем часть публики переехала обратно
и перевела по воздуху оставшиеся корабли. Во время перелета у Панкратьева случились неприятности.
Неопытный помощник, сидевший на руле, дал кораблю скользнуть на крыло. Панкратьев подхватил и
выровнял машину, но потерял на этом около 1000 м высоты. Хорошо, что был достаточный запас. Из
Белостока, тоже частью по воздуху, эскадра перебралась в Лиду, где я и застал ее наконец.
У нас на корабле новый артиллерийский офицер — поручик Павлов14, очень милый. К нам же
пристроился только что выпущенный летчик подпоручик Павлов15. Он маленького роста и молод до
неприличия. Поэтому его, в отличие от поручика Павлова, зовут Павликом. В Школе он
Станция Лила. Снимок сделан с «Муромца».
был еще юнкером, а теперь подпоручик. С ним вообще ряд «кипроко». Во-первых, дамы приняли его
за переодетую девицу, так как он почему-то запустил себе довольно длинную шевелюру. Кажется,
оправдывался тем, что он казак. Эта шевелюра сыграла с ним довольно оригинальную историю.
В саду дома, где мы поселились, был пчельник и масса фруктов. Павлик лакомился грушами и чем-то