А. Тиммерманс сообщил много нового. Он рассказал, что Джалиль говорил о предательстве, которое погубило подпольную организацию.
Долгие годы официально признанной датой смерти Джалиля считалось 10 января 1944 года, когда он будто бы был казнён. Но рассказ А. Тиммерманса позволил уточнить эту дату. Оказалось, что он видел поэта в тюрьме Шпандау в августе 1944 года. В то время, в связи с покушением Штауфенберга на Гитлера, туда свозили всех политических заключённых. Во время прогулки Тиммерманс услышал шёпот Джалиля, поэт сказал по-немецки, «что суд состоялся и что ему отрубят голову» 1. Потом они встретились в бане. Муса «похудел и выглядел бледным... Я сообщил ему, что рукописи находятся уже в надёжных руках в Бельгии. Он был счастлив» 2. Да, это значило для поэта невероятно много.
Как выяснилось, Тиммерманс сидел с Джалилем в одной камере в Моабитской тюрьме в Берлине. Очевидно, Джалиль знал, что его могут в любую минуту увести, и поэтому заранее передал блокнот Тиммермансу. Интересно, что, хотя потом они были вместе ещё полмесяца, Джалиль ни разу не напомнил А. Тиммермансу о блокноте. Не напомнил и когда они встретились позже, в Шпандау. Сам А. Тиммерманс так говорил об этом: «Он один раз сказал мне и, наверное, верил, что я сделаю это, раз обещал. Я повторяю — он был очень спокойный и мужественный человек. Я не мог не выполнить его просьбы. Встаньте сами на моё место: мне передают тетрадь на незнакомом языке, я не могу её прочесть, я не знаю, что в ней написано. Я знаю, что человек, который мне отдал свою тетрадь, — поэт. Я не знаю, какой он поэт, хороший или плохой, но я знаю, что он хороший человек, я его глубоко уважаю за его спокойствие и мужество, и раз такой человек — товарищ по камере — просит меня что-то сделать, то я знаю, что это надо сделать. Я думаю, что он мне при последнем свидании не напомнил о своей просьбе потому, что знал, что я сам помню о ней» 3.
У фашистов существовало правило: заключённые до суда носили ту одежду, в которой они были схвачены. Все лишние вещи после суда переправлялись на родину. Это правило не распространялось на советских людей. Когда из Моабита А. Тиммерманса перевели в Шпандау, там ему предложили сдать вещи, среди которых была маленькая тетрадь со стихами. Немцы, вместе с безопасной бритвой, молитвенником отправили её в Бельгию, в город Тирлемон. Старушка — мать Андре — отнесла тетрадь знакомым; она боялась обысков в своём доме, уже взятом фашистами на заметку.
Освобождённый Советской Армией, А. Тиммерманс долго болел. Заветную тетрадь отнёс в советское консульство в Брюсселе его друг.
К. Симонову мы обязаны не только тем, что он нашёл А. Тиммерманса. Его встречи и беседа с А. Тиммермансом продемонстрировали, что искать свидетелей жизненного пути М. Джалиля можно и нужно не только у нас в стране, но и за рубежом. В ГДР нашлись почитатели таланта поэта, они — Л. Небенцаль прежде всего — много помогли. Практически поиски и шли через ГДР. Впоследствии разыскания за рубежом дадут серьёзные результаты.
Но главными оставались разыскания у нас в стране. Удачи приходили постепенно, частенько поиск осложнялся. Дело в том, что Г. Кашшаф, Ю. Корольков, И. Забиров — все они работали на свой страх и риск. Бывали случаи, когда, казалось, являлась ослепительная удача, а по прошествии времени выяснялось, что в новых данных многое неверно. Это было закономерно: возникали естественные расхождения в воспоминаниях, трудно было отличить истину в наслоениях, которые появлялись по разным причинам — по прошествии времени просто трудно ясно и чётко восстанавливать давние события, нелегко помнить даты. Фактически всем, кто шёл по следам поэта, приходилось по нескольку раз выверять свои же публикации, основанные на, как казалось поначалу, абсолютно достоверных данных, но которые вступали в противоречие с другими сведениями. Сам я, причастный к судьбе джалилевской поэзии с 1953-го года, отдал силы исследованию его поэзии, не занимаясь его биографией, борьбой в тылу врага. Изучению героических деяний Джалиля и его соратников посвятили десятилетия своей жизни его биографы. Жаль, что поэзия М. Джалиля в контексте татарской, советской и мировой литературы раскрыта ещё весьма приблизительно, хотя здесь есть хороший задел, созданный Н. Юзеевым, В. Воздвиженским, а также и его биографами — Г. Кашшафом, Р. Мустафиным. Работа по исследованию жизненного пути поэта велась сразу в нескольких направлениях. В Берлине восстанавливались данные о лагерях, тюрьмах. В Казани, Уфе, Ташкенте — пути соратников М. Джалиля (Н. Лешкин, Ю. Карчевский, И. Забиров и другие). Меж тем поток материалов нарастал. Воспоминаниями стали делиться родные поэта (брат, сёстры), товарищи по учёбе, по редакциям журналов. В этих условиях возрастала необходимость некоего фильтра, который просеивал бы постоянно пополнявшиеся материалы, помогая отобрать многократно проверенные свидетельства.