Вернувшиеся военнопленные рассказывали о драматическом произведении «Шурале». Г. Кашшаф, опираясь на их же свидетельства, говорит также и о повести, написанной Джалилем 2.
Нет сомнения, что неизвестные ныне произведения Джалиля находились в блокноте Симая — Иконникова. Он был передан Михаилу Иконникову осенью 1944 года в Тегельской тюрьме.
Михаил Иконников, встретив в Тегеле татар, подружился с Ахметом Симаем, одним из товарищей Джалиля. Иконников знал стихи Джалиля, так как в переводах на русский и немецкий языки они ходили среди заключённых, и поэтому с большой ответственностью отнёсся к просьбе А. Симая — сохранить блокнот со стихами, написанными арабской вязью, непонятной Иконникову. Он скрывал его в одежде, прятал в решётке, и тюремщики, еженедельно производившие обыск, так и не смогли его обнаружить.
М. Иконников привёз блокнот, но, переходя из рук в руки, он на этом пути затерялся.
В памяти товарищей М. Джалиля сохранилось немало стихотворений; они публикуются, но в канонический текст моабитских тетрадей, определённый тетрадками Н. Терегулова и А. Тиммерманса, обычно не включаются. Г. Кашшаф полагал, что авторство М. Джалиля в каждом случае надо тщательно устанавливать; сам он предпочитал ограничиваться «теми стихотворениями, которые записаны рукою самого Мусы» 1. Этого же мнения придерживается и Н. Юзеев, более других причастный к редактированию и изданию произведений М. Джалиля, ставший после кончины Г. Кашшафа председателем комиссии по наследию поэта. Разделяет это мнение и Р. Мустафин, продолживший работу Г. Кашшафа по составлению выверенной биографии М. Джалиля. Надо полагать, что будут и в дальнейшем обогащаться биография поэта, пополняться его моабитские тетради, всё более полно раскрываться его творческий путь.
Поэзия Джалиля глубоко личностна, её пафос — борьба со смертью — воспринимается с очевидным усилием: читающий словно бы медлит — медлит взглянуть глаза в глаза погибающему, смотреть на исповедующегося у гильотины.
Диалог со смертью, неоднократно возникающий в стихотворениях Джалиля, всегда открыт и лишён таинственности. Смерть ждала его, и он сам шёл ей навстречу; что ж, и гибель Джалиля была победой, он погиб, утверждая себя и свою родину.
«Я не боюсь смерти, — писал Джалиль в письме жене с фронта, в письме интимном, частном, в котором вдруг выпукло обозначились черты идейности и характера, определившие его военную судьбу. — Это не пустая фраза. Когда мы говорим, что смерть презираем, это на самом деле так... Великое чувство патриотизма, полное осознание своей общественной функции доминирует над чувством страха. Когда приходит мысль о смерти, то думаешь так: есть ещё жизнь за смертью... не та „жизнь на том свете“, которую проповедовали попы и муллы. Мы знаем, что этого нет. А есть жизнь... в сознании, в памяти народа... Цель-то жизни в этом и заключается: жить так, чтобы и после смерти не умирать... Если вот так рассуждать — а я так рассуждаю — смерть вовсе на страшна. Но мы не только рассуждаем, а так чувствуем, так ощущаем. А это значит — это вошло в наш характер, в нашу кровь...» Джалиль одушевлён высоким осознанием смысла своей жизни, это даёт ему силу. Но он остаётся ранимым. «Все трудности, все муки и страдания может перенести моя душа, но она никак не может мириться с тем, что... Чулпан, провожая отца, видела его последний раз. Вся душа протестует против этого — ибо так сильна моя любовь к Чулпаночке». И вновь добавляет: «Эта любовь сильнее всех смертей» 1.
Поэтические строки словно продолжают письма с фронта жене Амине, дочери Чулпан. Вся поэзия Джалиля, человечнейшая, дышащая теплом сердечного участия к друзьям, полная тоски по близким, остаётся лирикой схватки, в ней слышится тяжёлое дыхание борющегося до конца, там пламенеет ненависть, замешанная на откровенном презрении к врагу. Поэзия его верна своей извечной службе: запечатлеть облик человеческий и тем сохранять его для грядущих поколений.
Подвиг солдата и поэта М. Джалиля не понять, не зная его биографии, его творческого пути. Многие десятилетия вглядываются читатели, критики в столь, казалось бы, простой и ясный и всё же остающийся в глубине сокрытым облик поэта-героя. Меж тем время неудержимо меняет всё, расширяет горизонты, наново освещает и те десятилетия, на которые пришлась его жизнь и смерть. М. Джалиль — сын татарской нации, великого многонационального содружества, он воспитан историей татарского народа, советской страны. Его судьбу не понять, если не знать «как жили, как трудились, во что верили миллионы людей, как соединялись победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм масс и нарушения социалистической законности, а подчас и преступления» 1. В судьбе М. Джалиля отразилась история татарского народа и страны. В свою очередь, судьба М. Джалиля стала и воплощением, выражением этой истории; в ней есть и предуказание на будущее.
1
Горбачёв М. С. Революционной перестройке — идеологию обновления. — Коммунист, 1988, № 4, с. 10.