Выбрать главу
Огонь, светящийся во мгле, Заметят ли, найдут ли? На звук, летящий по земле, Ответят ли, придут ли?
(Перевод Р. Морана)

Ответ на вопрос, заданный в последней строфе, содержится в другом коротком лирическом излиянии, так же, как и предшествующие стихи, не имеющем названия:

Бывают подчас длинные, тяжёлые Ночи; сон не идёт, душа болит... Но важно другое: у каждой ночи, У каждой ночи есть свой конец. Каждую ночь ломая, время идёт, Алея, встаёт смелый рассвет. Улыбаясь, восходит звезда Чулпан, Рассеивая все горе-беды...

Ответ таков: поэт не знает, почему так сгустилась тьма, но он не теряет надежды, что опустившаяся безгласная, всеохватывающая ночь минет.

С этими стихотворениями своеобразно перекликаются другие, также оставшиеся неопубликованными и найденные затем в архивах. У поэта была тетрадь, на ней было начертано: «Тайны, воспоминания (лирический дневник)». Там более десяти стихотворений, написанных в эти же годы. Стихотворения — любовно-интимные. Помнится, мы с Н. Юзеевым в 1953 году в квартире А. Джалиль читали стремительную арабскую вязь этой тетрадки и смущались, словно бы нечаянно, не по умыслу прикоснулись к личной жизни поэта. Теперь они изданы — и в трёхтомнике, и в четырёхтомнике — переведены и воспринимаются как естественная часть его лирики. Архив поэта мы тогда с Н. Юзеевым просмотрели весь, и мы были, пожалуй, первыми, кто это сделал. И тогда же отметили, что такого рода дневников — не за двадцатые, не за начало тридцатых — там нет, хотя А. Джалиль сохраняла, сберегала любой листочек бумаги, где было хоть слово, написанное рукой поэта. Лирический дневник создавался и выделился как цикл в эти годы — 1936–1938. Объяснения мы тогда не нашли. Думается, возникновение цикла объясняется тем, что М. Джалиль в ту пору был склонен уходить в себя. Для него приобрели особое значение именно интимные, именно чисто личные переживания.

С точки же зрения историка литературы, интимная лирика эта — немалое завоевание татарской поэзии. Её особенность в том, что поэт рассказывает о трудной любви, подчас приносящей людям мучения и страдания. Так, в одном из стихотворений он изображает чувства человека, когда-то расставшегося с любимой, успевшего жениться и вот опять встретившего её и по-прежнему любящего («Мы расстались...»).

В другом стихотворении Джалиль обрушивается на людей, мешающих своими ханжескими требованиями расцвету любви:

Как-то странно жизнь моя сложилась! Огонёчек тлел едва-едва. Пылко полюбил я, всей душою, А при встрече позабыл слова.
Как-то странно дружба завязалась! Всё в ней было: искренность и страсть. Но, два сильных, стойких человека, Мы друг друга истерзали всласть.
И на всё запрет, везде опаска. Молодое чувство не росло. Да и юность пылкую с годами Ветром мимолётным пронесло.
И стоишь, оглядываясь горько На отрезок прошлого пути. Кто же виноват, какая сила Две души держала взаперти?
(«Хадие». Перевод П. Антокольского)

Последние строки в оригинале звучат несколько по-другому. Поэт пишет: «Какая же вина есть у чувств? Почему закрыты на замок души людей?» Любовь теряла красоту и силу, сталкиваясь с недоверием и пренебрежением.

Но поэт верит в то, что истинная любовь проложит себе путь всегда. Он пишет:

Как нежно при первом свиданье Ты мне улыбнулась, я помню. И как ты, в ответ на признанье, Смутясь, отвернулась, я помню.
Меня ты покинула вскоре. Отчаяние сердце прожгло мне. Как часто я плакал от горя В бессонные ночи — я помню.
Как сон, пронеслись те печали, По давним приметам я помню: Любовь — холодна, горяча ли — Не гаснет. Об этом я помню.
(Перевод В. Звягинцевой)

Вся глубина человеческих отношений, вся долгая и трудная жизнь сердца уместились в три строфы. Это ёмкое и глубокое лирическое произведение — предвестник моабитских стихотворений.

Совсем по-новому звучит тема гражданской войны. Память Джалиля сберегла такие её эпизоды, которых не было в стихах двадцатых годов.